– Елизаветта. Тебя переводят в другую камеру. Следуй за мной.
Вошла полицейская и велела следовать за ней…
После пяти минут ходьбы по тому же коридору с решётками на дверях я переступила порог новой камеры. В нос снова ударил запах чего-то специфичного и какого-то дешёвого парфюма. На этот раз передо мной были расположены четыре кровати: одна двухъярусная, на которой, скрестив ноги по-турецки, сидела прыщавая шатенка, держа в руках пудреницу. На другой односпальной кровати сидели две девушки блондинки, одна расчёсывала волосы, а другая грызла яблоко. Они молча, в упор посмотрели на меня. Четвёртая же койка, накрытая застиранным бельём и верблюжьим одеялом, была пуста. Стандартная тюремная постель, как я уже догадалась. Почувствовав себя неловко, я села на рядом стоящий стул, находившийся около шкафа, напоминающего старую кладовку.
– Встань. Это не твоё место, – с натянутой ухмылкой процедила писклявым голосом блондинка.
Я недоуменно посмотрела на неё. Мне стало вдруг ужасно обидно за такое гостеприимство. В чём я провинилась? Я, разумеется, была наслышана о женских тюрьмах и о беспределе, творящемся там, но вот чтобы так сразу, с напором…
– Ты зашла сюда последней, и тебя здесь никто не ждал. А как известно, кто сюда входит последним, тот должен слушать, что говорят старшие. Ты всё поняла? – слегка повышенным тоном с хрипотцой сказала брюнетка и искоса просверлила меня взглядом, выпуская дым мне в лицо.
– Я, по-моему, ничего не сказала и не возражала, – ответила я, послушно поднимаясь со стула.
– А ты и не должна ничего говорить. А возражать тем более. Мы уже и так всё про тебя знаем, – буравя меня взглядом голубых холодных глаз, твёрдо произнесла блондинка.
– Да, да красавица. Здесь новости летят со скоростью звука. Тебя зовут Елизаветтой, ты русская, – с иронией артистично размахивала руками брюнетка.
Затем женщина резко отвернула голову в сторону и легла на живот, опёршись на руки не отводя от меня глаз.
– Мой отец испортил себе всю жизнь из-за русской. Она его раздела буквально до трусов, он потратил на неё целое состояние. Наглая и расчётливая тварь! Моя мать не спала ночи и рыдала навзрыд.
– Сюзанна, ты же говорила, что ты из бедной семьи. Может, твоя мать роняла слёзы по такой непутёвой дочери, как ты? – бросила блондинка с ухмылкой, прищуривая глаз.
– Нет, дорогая. Она плакала из-за русской шлюхи, которая разбила нашу семью. И ты знаешь, что я тебе скажу, – женщина вдруг резко вскочила, метнулась ко мне и схватила меня за свитер, – правильно сделали, что тебя посадили. И не делай такое ангельское личико, будто ты невиновна. Нужно жить, не летая в облаках, как это делаете вы, русские. Ты убила мужа. Хотела таким образом заполучить богатство и состояние своего супруга, стать обладательницей всего этого добра. А он, насколько нам, стало быть, известно, был богатеньким дядей.
– Сюзанна, прекрати! – оттянула её блондинка. – У всех нас здесь рыльце в пуху. Чего наехала так человека? Вон как она вся дрожит от испуга. Оставь её в покое.
Брюнетка отпустила меня и взобралась снова на свои верхние нары, возле которых на стене была приклеена пара фотографий и железная подкова с красным перцем посередине, что по итальянским поверьям означает « Порта Фортуна» («приносящее удачу»). Другая блондинка задрала халат и, спустив трусы, бесцеремонно уселась на унитаз, расположенный в углу комнаты. Я испуганно и шокированно смотрела на это, потом уловила взгляд другой блондинки.
– Здесь тебе придётся адаптироваться, милашка. В душ нас водят только раз в неделю в баню. И кушаем мы тоже здесь в основном. Еда, потом сама убедишься, какая, – Сильвана с ухмылкой бросила взгляд на небольшой ободранный столик в углу камеры.
Господи, неужели я больше никогда не вырвусь из этого кошмара? Нужно всеми путями вспомнить телефон Алинки. Иначе мне пожизненно прозябать в итальянской тюрьме…
– На прогулку, – лязгнула засовами дверь, в проёме появилась всё та же полицейская.
Девушки молча накинули на себя верхнюю, на вид потасканную, потрёпанную одежду и направились к выходу из камеры. Я не хотела идти на прогулку, но Сюзанна подтолкнула меня и уже с улыбкой подбодрила:
– Не раскисай, красавица. Жизнь и здесь продолжается. Так что давай следуй за нами.
И громко рассмеялась своим хриплым баритоном.
***
Вот так радикальным образом перевернулась в одночасье вся моя жизнь. Я привыкала к тюремному режиму, хоть это было непросто. По утрам у меня поневоле градом катились слёзы. Вставали мы в семь часов, начинался завтрак. Мы выходили в небольшую комнату, похожую на столовую, и там завтракали. Как мне пояснили потом сокамерницы, это только в подследственную камеру приносят еду, что было в моём случае. А Тереза была всего лишь подсадной «уткой», а ни какой не заключенной. Историю про мальчика она выучила заранее, чтобы вступить со мной в диалог и выведать, вру я или нет насчёт убийства мужа. Так вот почему она настаивала на моём чистосердечном признании! Ментовка ушлая. Думала, что я вот так запросто поведусь на эту уловку и возьму на себя вину. Как же она обо мне хорошо подумала, однако.