— Что ж делать? Вдруг он увидел нечто странное и похожее на огромную чугунную чечевицу.
— Вот так штука, — недоуменно сказал Чуг и уставился на Енса Боота.
Директор «Треста Д. Е.» был сообразительным мужчиной и, тщательно оглядев чечевицу, сказал:
— Это неразорвавшийся снаряд. Вот такими штуками уничтожена Москва.
Это очень заинтересовало Чуга, и он провел над снарядом не менее часа, всячески изучая его. Изучать было, собственно говоря, нечего, кроме марки «Д. Е.», указывающей, что этот снаряд приготовлен для центрифуги «Дивуар Эксцельзиор».
— «Д. Е.», а это–то что означает? — полюбопытствовал Чуг.
Как легко поймут читатели истории «Треста Д. Е.», это могло означать очень многое, и Енс Боот вместо ответа только усмехнулся.
Чуг должен был сам расшифровать странные инициалы и опознать, таким образом, коварного врага. Что ж! Он это и сделал, хитроумный полотер, не зря в свое время бивший поляков и французов.
— Ты знаешь, что здесь сказано? — крикнул он. — «Д. Е.» — даешь Европу.
— Браво, — отозвался в восторге Енс Боот. — Тонко подмечено.
Но Чугу было не до французских комплиментов. Он бежал и кричал:
— Товарищи, ворочай оглобли. Идем бить их! Мать!.. Даешь Европу!..
За ним бежал директор «Треста Д. Е.», Енс Боот, и тонким голоском, как молодой петушок, кричал:
Даешь Европу! Беженцы останавливались, с минуту нерешительно моргали глазами, а потом повертывали на запад. К вечеру уже не менее трехсот тысяч человек шло навстречу незримому врагу. Слух о походе дошел до Поволжья. Оттуда снялись миллионы. Люди шли с юга и с севера.
Шестого январи Совнарком объявил войну. С кем Республика воюет, официально оставалось неизвестным, в декрете значилось туманно — «С империалистическими хищниками». Но вся Россия, которая гневной лавиной неслась на запад, хорошо знала, кто ее враг, и вся Россия, проходя по разрушенным городам, уже занесенными январским снегом, кричала:
— Эй! Эй! Да–ешь Европу!..
Шла Красная армия, и шли школьники первой ступени. Шли очкастые марксисты и татары в тюбетейках. Шли бабы, старики, ребята. У красноармейцев были пулеметы. Некоторые крестьяне тащили с собой старые винтовки. Большинство было вооружено дубинами. Общая численность этой необычайной армии достигала двадцати восьми миллионов человек.
Поляки и румыны не дремали. Над ордами людей день и ночь кружили самолеты, скидывая бомбы. Центрифуги энергично работали. Были пущены в ход и удушливые газы. Из двадцати восьми миллионов человек больше половины, а именно шестнадцать миллионов, погибло, не дойдя до границы Республики. Но уцелевшие шли вперед, и никакие центрифуги остановить их уже не могли.
Впереди всех шли полотер Чуг и Енс Боот. Они вопили:
— Даешь Европу!
Это было уже возле Брест–Литовска.
Позади всех ковыляла старушка и тихонько гнусавила:
— Даешь Европу!
Она еще не дошла до развалин Москвы.
Енс Боот был охвачен подлинным экстазом. Он даже забыл о своем «Тресте». Он кричал: «Даешь Европу». Это было трубным звуком охотника. Вместе с миллионами очумевших людей он шел выгонять из норы рыжую лисицу, прекрасную финикиянку, злую Европу, незабвенную мадам Люси Бланкафар, урожденную мадемуазель Фламенго.
— Даешь Европу!
Двенадцать миллионов прорвали все преграды. Они ворвались в Польшу и Румынию. Они уничтожили центрифуги «Дивуар Эксцельзиор».
1 января погибла Москва.
17 февраля была взята Варшава.
24 февраля пал Бухарест.
26 февраля господин Феликс Брандево разговаривал по прямому проводу с военным атташе, капитаном Лебазом, находившимся в Кракове.
— Русские подходят к германской пустыне, — сказал капитан Лебаз. — Они кричат нечто странное: «Даешь Европу», — и не боятся ничего, вы меня слышите, абсолютно ничего. Двадцать восемь центрифуг погибло. Они хотят пройти пустыню и ворваться во Францию.
Отойдя от аппарата, господин Феликс Брандево вызвал лучшего знатока русской литературы академика Делена.
— Как перевести «Даешь Европу»? — спросил г–н Феликс Брандево.
— Это непереводимо, — ответил академик. — Это неблагозвучно, это невежливо и, главное, это очень неприятно. Я вам желаю, дорогой министр, никогда не услышать этих слов.
Господин Феликс Брандево пощупал сердце под манишкой.
Оно билось весьма своеобразно. Справиться с Россией было значительно труднее, нежели с палатой депутатов.
— Позвать начальника седьмого секретного отдела военного министра, — прошептал он секретарю. — Позовите скорей! Не то… Не то…