— Голландия? А что там? Горы? Флот? — спросил исполнительный министр.
— Там дождь и сыр.
— Насчет сыра я профан. Но дождь, но дождь… Я займусь дождем…
— Только, пожалуйста, потише, — предупредил его господин Феликс Брандево. — Нельзя обижать американцев.
Этот разговор происходил 18 августа 1935 года. 19 августа «Журналь де Даба» писал:
«Из вполне авторитетных источников нам сообщают, что французское правительство настроено вполне миролюбиво по отношению к Голландии и не предпримет никаких военных мер. Если маленькая Голландия сама не понимает экономических и моральных преимуществ присоединения ее к Франции, мы можем только пожалеть эту страну. Войны, во всяком случае, не будет».
— Войны не будет! — кричали продавцы газет на улицах Парижа и Амстердама.
Они были правы. Войны действительно не было.
Правда, Енс Боот спешно отплыл в Голландию. Но эта поездка была исключительно вызвана вполне естественным желанием повидаться со своей матерью, Анной Боот, с которой Енс расстался ровно тридцать четыре года тому назад.
В Голландии Енс Боот увидел то, что должен был увидеть, то есть дождь и сыр.
(Господин Феликс Брандево хорошо знал географию.)
Не останавливаясь, Енс Боот проехал прямо на остров Тессел. Где–то произошли грандиозные катастрофы. Погибла почти вся Европа. Работал «Трест Д. Е.». Здесь же морские птицы несли яйца, и мирные жители, не думая о судьбах народов, кушали вкусную яичницу.
С величайшим волнением вошел Енс в скромный домик. Анна Боот молилась. Упав на колени, долговязый Енс припал к желтым сморщенным рукам матери и покрыл их поцелуями. Когда тридцать восемь лет тому назад он проглотил ус лангуста, это было очень больно, и матушка тогда утешала его. Теперь, познав измену мадам Люси Бланкафар и гибель Европы, он крайне нуждался в материнском утешении.
Услыхав запах мыльного порошка и рыбы, исходивший от платья Анны Боот, Енс вспомнил детство. Директор «Треста Д. Е.» почувствовал себя малым ребенком.
Апна Боот выронила из рук псалтырь. Вошедший человек напомнил ей короткий, по тяжелый грех далекой молодости.
— Господи, прости и помилуй, — прошептала она.
— Матушка, я твой сын Енс!
— Неправда! Ты искуситель, — с величайшим недоверием ответила ему Анна Боот. Енсу пришлось показать матушке родимое пятно на своем животе и в придачу еще паспорт. Тогда старуха, обливаясь слезами, стала целовать угрюмое, костистое лицо Енса.
Шел дождь. Час спустя, разглядывая элегантный костюм сына, Анна Боот спросила не без тревоги:
— Чем ты занимаешься, Енс?
Директор «Треста Д. Е.» не захотел огорчить свою старую мать. Он небрежно ответил:
— Я был массажистом и охотником. Теперь у меня маленькое бюро похоронных процессий.
При этих словах глаза Енса Боота убежали в сторону. Сердце матери отличается прозорливостью. Айна Боот сказала сыну:
— Ты мне солгал, Енс. Может быть, ты стал жуликом или, господи помилуй, убийцей?
Анна Боот плакала. Шел дождь.
Енсу хотелось покаяться матери во всех грехах, лечь в детскую кроватку, съесть большое яйцо морской птицы всмятку и уснуть навеки. Но он преодолел это естественное желание.
Вечером Анна Боот, утомленная событиями дня, задремала в кресле. Енс вышел из дому. Дождь не переставал. Впрочем, дождь в этой стране может идти, не переставая, три месяца, и не дождь удивил Енса Боота. Он увидел странную картину: весь берег был покрыт мертвыми морскими птицами. Они падали с неба на глазах у Енса, падали, как камни.
Когда Енс вернулся, его мать проснулась от скрипа двери. Енс решил поделиться с ней своими впечатлениями:
— Матушка, весь берег покрыт дохлыми птицами. Они падают с неба. Что бы это могло значить?
Анна Боот снова заплакала.
— Это значит, что ты принес несчастье в мой дом. Никогда птицы не умирали здесь. Ты не сын мой, а дьявол!
Енс Боот, директор «Треста Д. Е.», услыхав слова матери, задрожал, как ребенок, которому рассказали страшную сказку. Суеверный страх овладел им. Может быть, он, проклятый всеми человек, действительно принес беду своей старой матери?.,
Енс дрожал. Мать плакала. Шел дождь.
— Дай мне стакан воды, — сказала среди слез Анна Боот. — Дьявол, дай мне воды! Смотри, не обмани меня! Дай мне воды, а не дьявольского яда.
Енс вышел во двор, покрутил колесо колодца и принес матери стакан свежей, холодной воды.
— Пей, матушка, — сказал он с беспредельной нежностью. Пальцы его все еще продолжали дрожать. Анна Боот отпила полстакана. Она сидела молча в кресле. Через полчаса ужасная гримаса свела ее лицо. Стакан упал и разбился. Началась рвота.