Но постройком Попов не дал наклеить. Он кричал, что Каретников не является лучшим рабочим. И для чего тогда вообще профсоюз старается, собирает процент выполнения и подводит итоги соревнования, если каждого можно вдруг ни с того, ни с сего объявить лучшим! Но партгрупорг — сварщик Илюхин сказал, что ничего, можно вешать, это ж для пользы...
Плакат все-таки не повесили. Сами ребята раздумали: это уж перебор какой-то, хватит с него именин. Навязался Митя с этой ерундой. Девяносто кило весит, рожа бандитская, а такой чувствительный.
Митя придумал целый план, как его чествовать, Крыси-Мауса, как показать все монтажное величие. Это был прекрасный план. Но с главным звеном было еще неясно. Надо бы, чтоб во главе стола сидел Степан Иваныч и оказывал Крыси-Маусу какое-нибудь уважение. Но Яшу Кирячка, который ходил его приглашать, прораб просто прогнал. Без объяснений, только с указанием адреса.
Потом еще ходил старик Кононов. Этого, естественно, он погнать не мог. Но Степан Иваныч долго смеялся горьким смехом: значит, он обязан еще и явиться на эту комедию, затеянную специально против него! Против него, отдавшего тридцать три года жизни этому паршивому тресту «Южэнергоспецтехмонтаж», выучившего всех этих неблагодарных гадов-монтажннков. Ему это даже смешно.
— Ты, Степа, всегда был чересчур гордый, — сказал Кононов. — И это сильно снижало...
У ребят тоже была небольшая дискуссия: надо дарить подарок или не надо? Не за что ему особенно дарить подарки! Что он, лучший рабочий? Или именинник? Выручить человека можно, но без излишеств...
Но, с другой стороны, праздник, так хай будет праздник. Монтажники не такой дешевый народ, чтобы считаться из-за какого-то там подарка. Скинулись еще по полтиннику и купили в раймаге черную китайскую шкатулку с золотыми драконами: пускай отдаст ей.
Митя пошел приглашать виновницу. Он отыскал ее в общежитии у девочек. Они там сидели втроем на одной кровати и говорили все разом. (Знаете, у девчат бывают такие семинары, по обмену опытом.)
Митя вызвал ее в коридор и сообщил, что вот такое приятное событие, что Косте устраивают ужин как лучшему монтажнику и что она тоже приглашена. В числе других.
— Как кто приглашена? — спросила она и стрельнула своими прекрасными глазками так, что опытный человек Митя малость смутился.
— Как школьный товарищ, — сказал он. — Как свидетель первых его шагов....
— Ладно, — кивнула она и засмеялась Мите в лицо. — Приду. Как свидетель шагов. Можете ему передать; я приду.
— Он здесь ни при чем, — поспешно возразил Митя. — Почему это вам пришло в голову? Он даже не знает...
Она явилась в столовую, когда все уже собрались. Показала свои тридцать два белых, сказала «добрый вечер» и села. Только не рядом с Маусом, а в противоположном конце стола.
Старик Кононов открыл торжество. И сразу всем стало ясно, что это была грубая ошибка — поручать именно ему говорить столь ответственную речь. Старик развел какую-то канитель: ты, мол, еще молодой, Костя, и не можешь понимать, в чем смысл монтажного сословия...
Между тем надо было поскорей подчеркнуть заслуги Крыси-Мауса и вообще брать быка за рога, потому что именинник совершенно сник, а нахальная девчонка просто смеялась.
— Улыбки строишь, — обиделся вдруг на нее Кононов. — Быть монтажниковой женой — это не то же самое, что какой-нибудь другой! Тут тяжело, тут на улыбочках не проедешь...
После этих слов Крыси-Маус, совсем уже некрасивый и несчастный, вскочил со своего места и хорошим шагом пошел к двери.
— Т ы к у д а о б о ж д и, — пролепетал Митя чуть слышно.
Девчонка не спеша поднялась и тоже пошла к выходу. Ее, конечно, никто не удерживал.
— Богатая была идея, — сказал Яшка Кирячок, уныло оглядывая закуски и вина, не чересчур густо заполнявшие стол.
И все стали помаленьку жевать колбасу любительскую, и колбасу польскую полукопченую, и сыр голландский по три рубля кило. И без особенных тостов пить красное вино «Крымське червоне», а также белое вино «Биле столове».
В самый разгар этих похорон вдруг широко открылась дверь, и в зал, помирая со смеху, ввалился Яшка Кирячок, отлучавшийся к прорабу с последним ультиматумом: либо пусть приходит, либо пусть пеняет на себя. За Яшкой шел-таки сам Степан Иванович. В мрачнейшем расположении духа.
— А где же именинник и его именинница? — спросил Яшка, неуместно гыкая. —Так я вам могу сказать, где они. Они на старой автостанции. Целуются, гады — аж дым идет! Но вам от меня спасибо, что не все сожрали.
И тут все разом задвигались, зашумели. И кто-то вдруг подарил китайскую шкатулку официантке Рае за культурное обслуживание. И все как-то более энергично накинулись на еду и питье. И немедленно забыли этого Крыси-Мауса, будь он неладен. Ей-богу, сколько беспокойства с какой-то соплей мышиной!