Бриджит боялась пошевелиться. Она вся обратилась в слух.
— А исчез я потому, что поехал в Нью-Йорк и сказал Кайе, что больше не могу с ней быть.
У Бриджит перехватило дыхание.
— Я думал, что люблю ее, но теперь понимаю, что это не так.
Бриджит безумно хотелось задать миллион вопросов, но она решила молчать и слушать дальше.
Эрик сложил руки, словно для молитвы.
— Это не так потому, что, если любишь человека, нельзя одновременно испытывать нечто большее к кому-то другому.
Бриджит как током ударило. Она боялась того, что Эрик может сказать дальше, и еще больше того, что знала, что он это скажет.
— Я сторонился тебя потому, что, когда ты рядом, у меня путаются мысли. Я хотел привести их в порядок, чтобы не наделать глупостей.
Бриджит взглянула на него с мольбой и надеждой.
— Приехав в Нью-Йорк, я тут же захотел обратно к тебе. Но я не мог бросить Кайю лишь потому, что хочу быть с тобой. Это означало бы, что я с легкостью забыл девушку, которую, как мне казалось, любил. — Эрик покачал головой. — В том, что мы с Кайей расстались, нет твоей вины. Ты с самого начала уважительно относилась к нашим отношениям, а вот я — нет. И это плохо.
Бриджит едва успевала осмысливать, что он говорил.
— Но кое в чем я уверен. Той ночью, когда тебя трясло и мы спали в обнимку, я понял, что ни к кому никогда не испытаю ничего подобного. И этого было достаточно, чтобы расстаться с Кайей.
Эрик снова покачал головой и усмехнулся:
— Знаешь, я пытался убедить себя в том, что бросил Кайю вполне обдуманно, а не потому, что поддался твоим чарам.
— Так значит, — выдохнула Бриджит, — необдуманно?
Эрик пристально на нее посмотрел:
— Вовсе нет.
Эй, вы!
Шесть с половиной дней! Аааааааааааа! Йееееееееееес!
Карма
Письмо с Роуд-Айленда пришло как раз тогда, когда Лена собиралась в последнюю летнюю поездку с подругами. У Лены забилось сердце, но она знала, что даже отрицательный ответ никак не повлияет на ее жизнь. Анник оказалась права. Лена чувствовала себя художником, и это означало, что никто больше не властен над ее судьбой.
Но ответ оказался положительным. Лена закрыла глаза, и волна радости разлилась по ее телу. Обычно Лена не позволяла себе быть счастливой, но этой минуты она ждала слишком долго.
Она пошла на кухню, перечитала письмо и задумалась. Итак, она может учиться. Ей не нужны ни деньги, ни родительское разрешение. Лена нахмурилась. Да, разрешение ей было не нужно, но почему-то очень хотелось его получить.
Лена надела красивую льняную блузку и строгую светлую юбку, причесалась, вставила в уши жемчужные сережки; затем села в машину и направилась к папе на работу.
Секретарь мистера Калигариса, миссис Джеффордс, сразу впустила Лену.
Папа был удивлен, но, по-видимому, счастлив увидеть дочь, словно между ними не было двух месяцев напряженного молчания.
— Заходи, — пригласил он.
Лена села, теребя в руках письмо.
— Знаешь, в университетах учреждают премии… — начала она.
— И ты ее получила, — перебил папа.
— Откуда ты знаешь? — изумилась Лена.
— Я видел твои портреты.
Трудно было понять, похвала это или констатация факта.
— Папа, я не хочу, чтобы ты грустил или злился, но я поеду. И вы с мамой должны хотеть этого так же, как я.
Отец вздохнул и по-мальчишески подпер голову рукой.
— Лена, боюсь, что это я тебя расстроил и рассердил.
Лена не возражала.
— Ты должна там учиться. Ты доказала это всем, а не только комиссии.
— Так ты… не против? — с опаской спросила Лена.
Отец задумался:
— Безумно приятно, что ты меня об этом спрашиваешь, хотя и не должна.
— Мне небезразлично твое мнение.
— Что ж, мой ответ — да.
— Спасибо.
Она поднялась.
— Лена…
— Да?
— Знаешь, когда я, с маминой помощью, понял свои ошибки, то обрадовался, что ты сделала все по-своему.
— Мне было нелегко, — честно сказала Лена.
Валия 123: Спаси Господи, Рена, дорогая, я еду домой. Наконец-то Джордж меня отпустил! Эффи полетит со мной через неделю. Если можно, попроси, пожалуйста, Пину прибраться в доме.
РенаДонас: Валия, дорогая, я сейчас заплачу! Прошу, возвращайся скорее домой, к тем, кто тебя любит!
— Привет, папуля!
— Кармен? Привет, зайка! Как ты?