Слова и сами по себе знаменательные в устах человека, который в течение многих лет вел с Милюковым упорную и ожесточенную борьбу. Но в этом предложении удивительно еще и другое: едва ли г. Шульгин мог не знать, что правительство, собственно, было составлено еще в 1916 году. В неясном предвиденьи неясных событий оно было составлено на заседаниях у Г. Е. Львова в кабинете гостиницы «Франция»[20], и список будущих министров почти целиком совпадал с первым составом Временного правительства. Почему главой кабинета был избран кн. Львов?[21] Вероятно, значение здесь имело то обстоятельство, что инициатива списка принадлежала земским, a не думским кругам. Но, может быть, некоторую роль сыграла здесь и самая личность главы прогрессивного блока[22]: в силу особого сочетания его свойств, те организации, в которых П. Н. принимал близкое участие, часто превращались в совещательные органы при Милюкове.
Впрочем, теперь обстановка была совершенно иная, о старом правительственном списке можно было и просто забыть. Да и было дело еще более неотложное. Солдаты вышли на улицу с оружием. К ним присоединилась толпа. Начались грабежи, убийства. Труден лишь первый шаг[23]. Наступившая ночь легко могла стать Варфоломеевской ночью.
В главном зале Таврического дворца уже заседал Совет рабочих и солдатских депутатов. Кто входил в этот Совет, кто его выбирал, каким влиянием он пользовался,— все это было весьма темно. Велика была в эти дни доля обмана и самообмана. Стеклов[24] мог по существу представлять разве только «Institut de beauté»[25] своей жены. Имен Суханова, Соколова[26], конечно, ни один солдат в России отроду не слышал. Но видимых лидеров Совета, по крайней мере, знала интеллигенция. Рядом с ними были сотни других, которых не знал решительно никто. Они называли себя «Советом рабочих и солдатских депутатов», «Исполнительным комитетом», «Представительством петроградской демократии», — история движется фикциями. От этого таинственного Совета—во всяком случае много больше, чем от кого бы то ни было другого на свете, — зависела жизнь всех офицеров петербургского гарнизона.
«За этих людей,—пишет г. Шульгин,—взялся Милюков. С упорством, ему одному свойственным, он требовал от них: написать воззвание, чтобы не делали насилий над офицерами... Милюков убеждал, умолял, заклинал... Это продолжалось долго, бесконечно... Это не было уже заседание. Было так... Милюков доказывал, что выборное офицерство невозможно, что его нет нигде в мире и что армия развалится»... — «Он вцепился в них мертвой хваткой, — говорит не то с восхищением, не то с каким-то ужасом г. Шульгин, возвращаясь, точно в бреду, к разным часам и дням этой борьбы с неизвестными людьми. — Очевидно, он надеялся на свое, всем известное упрямство, перед которым ни один кадет еще не устоял... Чхеидзе лежал... Керенский иногда вскакивал и убегал куда-то, потом опять появлялся... Я не помню, сколько часов все это продолжалось. Я совершенно извелся и перестал помогать Милюкову, что сначала пытался делать... Направо от меня лежал Керенский, прибежавший откуда-то, по-видимому, в состоянии полного изнеможения. Остальные тоже уже совершенно выдохлись. Один Милюков сидел упрямый и свежий» (В. В. Шульгин, стр. 230-234).
«Болтовня! — скажет презрительно иной читатель. — Тут нужны были не убеждения, а пулеметы!»... Допустим. Но пулеметов не было. В Петербурге пулеметы в те дни были в распоряжении Совета. Сколько солдат и матросов приходилось на одного офицера? — Мы были бессильны,—говорит прямо г. Шульгин. — «Кто это мы? Сам Милюков, прославленный российской общественности вождь, сверхчеловек народного доверия! И мы — вся остальная дружина, — которые как-никак могли себя считать “всероссийскими именами”. И вот со всем нашим всероссийством мы были бессильны» (стр. 230).
К этой внешней картине тех памятных дней я — не без колебания — хотел бы добавить следующее. Настоящий очерк выходит на страницах газеты, не проредактированных П. Н. Милюковым. Я не знаю, все ли в этой заметке для него приемлемо и соответствует ли мое толкование его настроений и поступков собственным мыслям Павла Николаевича. В предисловии к своей «Истории второй русской революции» П. Н. Милюков говорит, что для его воспоминаний время еще не наступило, ибо он не считает возможным касаться «интимной атмосферы событий» и «интимных мотивов» действующих лиц той эпохи. Я поэтому не считал себя вправе его об этом расспрашивать. П. Н. Милюков — чрезвычайно сложный и сдержанный человек, — в определении интимных мотивов его собственных действий легко и ошибиться.
20
... гостиницы «Франция»...— Гостиница находилась по адресу Большая Морская улица, д. 6.
21
В военных кругах, по-видимому, обсуждалась в ту же пору кандидатура в премьеры А. И. Гучкова (Показания ген. Н. И. Иванова, Материалы Следственной Комиссии, т. V, стр. 325).
22
Прогрессивный блок — межпартийное объединение думских фракций кадетов, прогрессистов, октябристов, националистов-прогрессистов и трех фракций Государственного совета, образован в 1915 г. с целью проведения необходимого минимума либеральных реформ, который позволил бы избежать революции в условиях продолжающейся мировой войны. После Февральской революции ряд лидеров блока вошел в состав Временного правительства.
23
Труден лишь первый шаг. — Выражение из трактата римского писателя Марка Теренция Варрона (116-27 гг. до н. э.) «О сельском хозяйстве» (1.2.2).
24
Стеклов Юрий Михайлович (наст, фамилия — Нахамкес; 1873-1941) — публицист, историк марксизма. В 1917 г. член исполкома Петросовета, участвовал в составлении Приказа № 1, редактировал «Известия Петроградского совета рабочих депутатов». Член комиссий по разработке Конституции РСФСР (1918) и Конституции СССР (1925). Расстрелян. Его жена Софья Яковлевна в 1916-1917 гг. была хозяйкой салона красоты, находившегося в квартире Стекловых на Литейном проспекте, дом №31.
26
Соколов Николай Дмитриевич (1870-1928) — адвокат, юрисконсульт социал-демократической фракции в Государственной думе. Вместе с А.Ф. Керенским был осужден по «делу 25 адвокатов» (1913-1915), выразивших протест против дела Бейлиса. В 1917 г. секретарь исполкома Петросовета. один из авторов «Приказа № 1», уничтожившего единоначалие в армии.