Артур снял с плеча «Стронг» и подумал: счастлив тот, кто поймет все…
Из-за горизонта выполз холодный полукруг луны, как чей-то полуприкрытый равнодушный глаз. Он безучастно глянул на три неподвижные фигуры у края леса. И не было ему до них никакого дела. Зачем все это? Все суета сует… И снова миллиарды лет он будет вот так всходить, познав одно — есть только он и Вечность.
Леонид Евдокимов
ТРЕТЬЕ ПОКОЛЕНИЕ
«Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне».
Он вдруг решил, что его зовут Фауст. Может, такое имя и было. Но он решил назваться Фаустом, если его спросят. И еще он вообразил, будто ему тридцать лет. В Новый год исполнится ровно тридцать. А пока меньше. Правда, профессор не так давно говорил, будто сейчас июнь, но, возможно, ошибался. Новый год — Фауст помнил точно — случился давно, и пора было наступить еще одному. Фауст дал себе слово, если никто в ближайшее время не скажет — пришел Новый год, тогда он сам себе это скажет.
Вчера он ходил в сторону восхода. По слухам, в той стороне водятся собаки и кошки. И вроде бы там все по-другому. Он шел долго, час или пять, но ничего такого не обнаружил. Все было так же, как и там, где они жили с Профессором.
К вечеру Фауст вернулся к себе. Здесь было привычнее. Однако напоследок он взобрался, цепляясь за арматуру, на вершину одного из завалов, но не увидел вдали ничего необычного. Все то же.
Зазвонил будильник, и наступило утро. Если бы Профессор не заводил каждый день будильник, никто бы не узнал, что утро.
Странная личность — Профессор. Болтают, он и прежде был чудаковатым. Он утверждает, что еще очень молодой, что ему сорок четыре, а это, мол, по данным какого-то Юнеско — период зрелой молодости.
Фауст знал про стариков. Их так называл Юнец. Они жили через площадь. Старшему из них было лет четырнадцать, младшему пять или шесть. Их было не меньше двадцати, а Юнец у них за главного. Соседка трепала, будто Юнец живет с ними по очереди и будто любит мальчиков больше девочек. Но, верно, врала. Из зависти. Потому что к ней самой никто не ходит. От нее пахнет мочой. Соседка пытается убедить всех, что у нее болезнь такая, от страха приключилась, но к ней все равно никто не ходит.
А эти старички Юнца живут, пожалуй, неплохо. Здание у них внутри практически целое. Раньше там то ли магистрат был, то ли гимназия. А может, монастырь. Теперь не узнать: все названия перепутались. Точнее, названия остались, а что они обозначали — нет. Приходится верить на слово, или не верить, особенно Юнцу: много говорит. К примеру, он рассказывает, что у него дисциплина. Спать ложатся по приказу, а перед этим все чистят зубы. По очереди, так как щетка всего одна. Потом не вставляют зубы обратно в рот, а кладут на тумбочки, ровно по три сантиметра от переднего и бокового краев, так удобнее брать их по команде подъем. Или это Соседка врала? Она ненавидит Юнца. Шипит и злится, когда он рассказывает. Раньше кричала, что никаких таких детей-стариков в подвале бывшей ратуши нет, все-то он выдумывает. Но однажды ночью те явились к ней и побили ее. Теперь она бормочет, что выдаст Юнца музыкантам. Но Юнца это не пугает. Он говорит, что если бы у него было оружие, он бы никого и ничего не ждал, а сам бы отправился на войну, так как правильно понимает свой гражданский долг.
Музыканты приходят нечасто. Размещаются на бетонном цоколе бывшего памятника посреди площади и играют. Прежде к ним выходили, случалось, они связывали несколько человек и уводили на войну. Теперь никто не выходит. Это их злит. После концерта они достают из-за спин автоматы и начинают стрелять. Иногда убивают кого-нибудь. Война не обходится без жертв. Никто не удивляется. Как-то Чушка нашел винтовку с патроном в стволе и выстрелил в музыкантов. Он убил того, кто дергал за струны очень большой скрипки. Музыканты тоже убили Чушку и ушли, оставив своего и инструмент. Юнец утащил эту штуку к себе на дрова.
Кто-то, помнит, чесал языком, будто раньше музыканты играли другое, бодрое, энергичное, бравурное а когда не играли, хоронили покойников. Потом у ног дирижера будто бы упала мина и не взорвалась. Он поседел и разучился говорить. Однако стреляет он мастерски. Ухлопал Чушку с первого выстрела. Тогда-то, после той мины, они и стали играть другую музыку, а хоронить больше никого не надо.