— Будем копать!
Откинули солому и начали копать.
— Да нету же, нет! Нигде нет, — заскулил Скуратович.
Земля была твердая. «Как трудно копать, а ведь без пользы!» Зосю охватила злость на Скуратовичей: «Гады, живу у них, как в пекле!»
— Нету здесь! — крикнула она.
«Наверное, здесь, если так кричит, — подумал комиссар.— Будем копать до конца». Он попытался обратиться к ее совести:
— А ты помалкивай, не говори, помоги своему хозяину,— сказал он с насмешкой,— Он тебя отблагодарит.
— Я же вам говорю, что не здесь! — бросилась к нему Зося.
— А где же?
— Под возовней. Я покажу.
«А что, если он надо мной подшутил?» — тревожно подумала она о пастушонке. Красноармейцы приостановили работу. Зося вышла, ничего не различая — ни дерева, ни неба. Скуратович тоже вышел из гумна и направился к дому.
— Погоди, хозяин! — окликнул комиссар.
— Она покажет, — проворчал, даже не обернувшись, Скуратович.
Его стоптанные сапоги мяли траву, «Правду сказал!»— весело подумала Зося о пастушонке.
Полчаса спустя между ней и комиссаром произошел такой разговор:
— Теперь мне тут больше нельзя оставаться.
— Наоборот. Если кто-нибудь вас обидит, мы защитим. Чувствуйте себя здесь хозяйкой.
Это было ново для нее. Слова комиссара вселяли надежду. Она чувствовала доверие к нему, как если бы знала его с малых лет. Вышла Скуратовичиха и увидела, как Зося разговаривает с комиссаром.
— Ты, доченька, не обо всем еще попросила этого комиссара, — сказала хозяйка, поймав ее на дворе.— Надо было попросить, чтобы они не только хлеб забрали, а и все, что есть у нас... Почему бы тебе не сказать, чтобы они и дом наш сожгли и самих нас прирезали?.. Вон, гадюка! Чтобы и духу твоего здесь не было! Откуда узнала про хлеб? Подглядываешь? Вынюхиваешь? Что мы тебе сделали, что ты нас погубить задумала? Сдохнешь — никто тебя не пожалеет. Вон, гадюка!
Через несколько минут Зося навсегда покинула хутор Скуратовича.
Наступал вечер, в тени трава давно уже остыла, и Зося шла быстро, стараясь засветло миновать лес. Перед отъездом комиссар арестовал Скуратовича.
В тот вечер Толик опять приходил домой. Мать плакала, а он молчал. А когда он через три дня еще раз пришел, отец уже был дома. Его отпустили, взяв подписку, что он добровольно сдаст весь лишний хлеб.
— Я в первый же день узнал, что они тут были,— сказал Толик. — Что они с нами будут делать?
— Заберут хлеб под метелочку.
— Пускай тогда сами и молотят. А что прошлогодний нашли... Выдала та гадина... А про Зоськиного отца мне правду сказали.
— Какую правду?
— Это он в волости заявил: должен быть, мол, спрятанный хлеб. Это он подстроил. Мы хоть в лесу сидим, а знаем, где что делается.
Отец и сын несколько минут молча смотрели друг другу в глаза. Наконец Скуратович высказал самую заветную свою мысль:
— Эх, кабы перемена власти! Я бы их с батькой, и с дочкой, и со всем ихним отродьем... А если бы мог, так я бы и без всяких перемен загнал их в могилу!..
Разговор оборвался. Слышно было, как в соседней комнате Скуратовичиха громко молится на ночь. Затем, всхлипывая и утирая слезы, она вышла к сыну.
В этот вечер Толик Скуратович задержался на хуторе дольше обычного. На обратном пути он долго стоял в поле возле дичка, потом бродил по лесу, пока не пришел на знакомое место, где его ждали товарищи.
До конца ночи он ни с кем не разговаривал. К утру стало холодно, и он надел кожух. Начало светать, он закурил. Сплевывая в сторону, попыхивал цигаркой. Кругом все спали. Его душила злоба, одолевала тоска. Он бормотал что-то неясное себе под нос.
— Что? — поднялось возле него распухшее от сна лицо. — Что ты говоришь?
— Ничего. Спят себе, как ангелочки. Спокойно живете, сукины сыны!
— Чего это ты?
— Дожили! Как собаки в лесу прячемся, дом свой имеючи.
— А ты только сегодня спохватился?
— Молчи! И ты такой же, как и все. Дурак! Тьфу!
— Какая муха тебя сегодня укусила?
— Муха? Сходи сегодня ночью домой, погляди... Авось и у тебя уже там все перевернули, перетрясли и перещупали.
Поднялось еще несколько голов, и начался разговор.
В тот день старик Скуратович сам сходил в лес — повидаться с сыном и посоветоваться, как быть: утром приехал из волости человек и вручил под расписку бумагу, в которой указаны сроки сдачи хлеба. Сроки короткие.
— Может, подождать, — колебался Скуратович.— А вдруг перемена будет?..
— Не давайте пока ничего! Пропустите первый срок. А там видно будет, что они станут делать, — советовал Толик.