— Займите с этой стороны мостик, а по ту сторону — берег реки возле леса. Вот вам все и будет видно как на ладони.
Красноармейцы мигом исчезли со двора. Кузнец вернулся в дом и снова взялся за скрипку. Возобновились танцы.
Портной повел пятерых к лесопилке, все время пытаясь вступить с ними в разговор, чтобы унять свое волнение. Но говорить ему не дали. Из рощицы вышло еще человек десять красноармейцев, и все пошли вместе. Портной привел людей к лесопилке. Никакого огня там уже не было. Чем дальше шел, тем смелее становился портной — ведь рядом и следом за ним шли красноармейцы. Наконец он даже заговорил шепотом. А у самой лесопилки и вовсе повысил голос:
— Эге! А огня-то больше не видать!
— Тихо! — Красноармеец зажал ему ладонью рот.
Никого нигде не было. Лесопилка опустела. И по дороге никого не встретили. «Кузнец, выходит, прав,— подумал портной. — Обманули меня, чтоб удрать было легче».
— Спрашивали, есть ли солдаты в Тетеревцах,— шепнул он ближайшему соседу. — Может быть, туда податься? (Подумал и испугался). Ну, да вы дорогу знаете, что мне с вами... Не близкий свет...
От лесопилки пошли по дороге между лесом и полем. Вдруг откуда-то издалека послышались частые выстрелы. Портному приказали вернуться домой. Оставив по два человека на выходах из леса, красноармейцы спешно двинулись вперед. Портной добежал до соседней деревни и там остался ночевать: до дому было дальше, а смелость его уже покинула. Вскоре кто-то из деревенских вернулся из-под Тетеревцев и рассказал, что на опушке, недалеко от дороги, было замечено человек десять бандитов — они сворачивали на дорогу, но вперед пустили одного: нет ли кого на пути. Их обстреляли и забрали всех живьем. Но главного коновода, которого давно уже разыскивали, среди них не оказалось. Бандитов допросили, и они рассказали, что их вожак удрал из этих мест. А когда начальник красноармейского отряда заявил, что, если бандиты не помогут изловить своего главаря, они все будут расстреляны на месте (между тем, если они помогут, им, быть может, кое-что и простят), двое из них показали, что ближайшим помощником коновода был Ярмолинский, они вдвоем и скрылись.
Портной вдруг стал почесывать лоб над бровями, быстро выкурил одну за другой две папиросы, чего с ним раньше никогда не бывало, и неожиданно заявил:
— В таком разе я кое-что мерекать начинаю... Я ведь говорил, что шил у Ярмолинского. И вот однажды ночью, — уже вторые петухи пропели, чтоб я так жил,— слышу, будто кто-то на чердак лезет. Мне в хате все слышно. А хозяина дома нет. Я, что-то делая, хозяйке сказал. А она как-то больно храбро отвечает: «Кто ж это ночью на чердак полезет?» Но я ведь ясно слышал!
Хозяин откуда-то вернулся поздно. А между тем я сегодня этого Ярмолинского встретил. Чуть душу из меня не вынул.
Портной долго рассказывал встревоженным людям о своей встрече с Ярмолинским. Потом он прилег на скамье подремать до рассвета, но уснуть так и не удалось. Вначале он был сильно возбужден, а когда стал наконец дремать, кто-то дернул его за ногу. Он поднял голову и увидал красноармейцев.
Портной загрустил: «Вот в беду попал!» Молча повел он пятерых красноармейцев на хутор Ярмолинского. Там они провели остаток ночи и все утро. Старик Ярмолинский клялся и божился, что «ничегошеньки» — вот с места не сойти! — не знает. И смотрел на портного так, что тот по слабости характера не знал, куда девать глаза. Утром Ярмолинского погнали с хутора. Позади всех шел портной. Около Двух Хат их остановил патруль и предложил войти в дом кузнеца. Портного туда не пустили, и он, обрадовавшись, пошел домой. У себя во дворе он увидал воинскую тачанку.
У кузнеца в хате Ярмолинскому учинил допрос высокий военный. Допрашивал его до самого полудня и наконец узнал, что «главарь бандитов Скуратович направляется за границу, но до отъезда ему необходимо хотя бы на полчаса побыть у себя на хуторе, верстах в семидесяти отсюда».
Для чего это нужно Скуратовичу, Ярмолинский не сказал.
После допроса военный вышел в сени и приказал седлать лошадей, а Ярмолинского отправить в город. Затем он обратился к кузнецу:
— А девочку ты у себя приюти. Корми ее, присматривай, как за своей.
— Братец ты мой! — ответил кузнец, пожимая ему руку.
Военный вскочил в седло и тронулся в путь. За ним следом помчались десять красноармейцев. Ярмолинского повели. Кузнец вошел в дом и заглянул на печь.