Скуратович, бывало, проведет раза два косой у себя за гумном и накосит клевера для своей скотины на всю мочь. А тут человек раз пять косу сменит, пока наберет осоки корове на ночь. Участки хорошей земли прятались между лесов и пейзажа местности изменить не могли. Отсюда на «мужика-короеда» высокомерно поглядывали всякие Степуржинские и Богоровские, и все же не из этих мужиков выходили бродяги и профессиональные нищие.
Некий предприниматель еще лет за двадцать до войны открыл в городке мануфактурную фабрику. Овечья шерсть шла далеко на прядильные фабрики, а оттуда прибывали нитки, из которых здесь вырабатывалось толстое сукно. На фабрику потянулись люди. Отец Кондрата Назаревского еще молодым человеком явился сюда из-под Двух Хат и, хоть кору есть не перестал, но сменил соху на ткацкий челнок. И Кондрат Назаревский никак припомнить не мог отцовской ледащей лошаденки и рогатой сохи. Предприниматель был городским помещиком. Во время войны он взял подряд на шинельное сукно и на этом нажился. С туго набитыми карманами он в первый же год революции куда-то удрал и во время оккупации сюда не заявлялся. Дальнейшая его судьба осталась местным жителям неизвестной. О судьбе отца Кондрата Назаревского мы знаем. Что же касается самого Кондрата, то после событий возле Двух Хат, когда портной, сам того не подозревая, помог его отряду ловить остатки банды молодого Скуратовича, он не бывал в родных местах много лет. Явился сюда Кондрат только вскоре после ограбления банка. Это, собственно, и было причиной его появления.
Однажды ответственные работники Центрального Комитета партии и Совнаркома обсуждали вопрос о том, кого послать в этот район. Называли многих людей, испытанных практиков. Каждый из них мог бы ехать и начинать дело. Все они были вполне подходящими людьми. Но один из наиболее ответственных работников Совнаркома сказал:
— Все кандидатуры хороши, что и говорить. Но у меня имеется лучшая. Я знаю человека, который не хуже каждого из тех, о которых мы говорили, но, кроме того, обладает важным преимуществом: он прекрасно знает местность и душу тамошних людей. Он там все насквозь будет видеть.
— А где он, этот человек?
— В районе. С самого окончания войны то на партийной, то «а хозяйственной работе. Он привык работать в самых низах, но масштабы его работы чаще всего были крупные. За партизанские дела он награжден орденом Красного Знамени. В партизанские времена я с ним встречался и даже скрывался несколько суток у него в доме, когда работал в подполье. Он был не то кузнец, не то землероб. Кое-как перебивался. А во время оккупации он поднял всю округу, так что ближние леса были полны партизан. Позднее в его доме был центр, из которого велось наблюдение за бандитами. В тех местах действовал тогда отряд Назаревского, а он направлял удары отряда, куда требовалось. С того времени он и пошел на руководящую работу. Звать его Антон Нестерович.
Теперь начали припоминать. Оказалось, что кое-кто из работников ЦК и Совнаркома встречался с ним в лесу, делил хлеб и под одним кустом ночь коротал... Теперь многие вспомнили, каким работником был этот человек.
Антон Нестерович был вызван в центр. Пробыл он здесь недели три. Целыми днями просиживал в Госплане и выходил оттуда быстрой походкой, но с усталым лицом. Он долго ходил по улицам, чтобы размять ноги, не привыкшие к многочасовой неподвижности. Наконец все было выяснено, изучено, разобрано. Дело было окончено. Антон Нестерович уже уложил свой чемодан и только тут решил разыскать своего давнишнего знакомого. Часа за два до наступления вечера он вошел в коридор огромного домя и стал разглядывать номера над дверьми. Затем он переступил порог комнаты с двумя окнами, в которой стояло четыре железные койки. Никто не обернулся на стук в дверь — такая шла в этой комнате напряженная работа.
Опираясь локтями на маленький столик, склонив головы, четыре девушки что-то внимательно разглядывали.
— Ну, так сказано или нет? — зазвенел вдруг торжествующий девичий голосок. — Я говорила, что нет!
Все четверо разом откинулись от стола.
— Значит, не здесь, — смутилась одна из девушек,— а в другом месте... Значит, я перепутала...
Антон Нестерович подошел к столу и увидал на нем раскрытый том Маркса.
— Добрый день! — сказал он еще на ходу.
Девушка, которая только что оправдывалась перед своими подругами, вскрикнула:
— Антон Павлович!