— Послушай, Михалка! — сказала она, положив ему руки на плечи. — Скажи мне все, что тебя мучает. Ты что-то скрываешь от меня.
— Отстань! Что тебе все кажется?
«Была бы жена как у людей, можно было бы все вместе делать. А то прячься, как от врага!» — думал он и злился.
— Кричишь? Говори мне все!
— Убирайся! — И тут же подумал: «Ночью придется спрятать деньги в каком-нибудь надежном месте, чтобы она за мной не подглядывала. Так спокойнее...» И он сказал:
— Кричу потому, что ты меня из терпения выводишь. Какие я деньги искал? Что ты выдумываешь? — И не выдержал роли до конца. Снова крикнул: — Что ты за допросы мне устраиваешь?
Теперь обозлилась и она.
— А о чем ты мне тогда говорил, чтоб я словом не обмолвилась? Может, деньги нашел и хотел признаться, а теперь таишь? А на меня кричишь, когда я с тобой по-хорошему говорю.
— Эта твоя хорошесть — мое несчастье.
— Несчастье? Ты рубль жалеешь на ребенка истратить, а говоришь, что любишь его! — Она заплакала.— Если ты так бесишься — значит, что-то натворил!
Улучив момент, Михал вышел из хаты и хлопнул дверью. Было темно. Он взял лопату и пошел на гумно. Давно уже наступил вечер. Распогодилось. Холодало. На гумне он вытащил из-под сена деньги, упаковал их в ящик, плотно прикрыл сверху доской и хотел забить, но побоялся стучать. Все прислушивался, не идет ли «она». Вышел за гумно, туда, где начиналось поле. Над задними воротами гумна был небольшой навес от дождя. Здесь, на сухом месте, он и начал рыть землю. Опустил в яму и закопал. А сверху набросал соломы, принес из дровяника мелкой коры и присыпал. Вошел в хату и не сказал жене ни слова.
С этой минуты он как бы успокоился и пришел, казалось, в обычное свое состояние. Он много работал, даже больше прежнего. Похоже было, что труд, даже бесполезный, доставляет ему наслаждение: он провел борозду между своим участком и дорогой, заново перевил плетень, хотя нужды в этом еще не было. Начал мастерить сани, хотя и старые были еще совсем крепкие. Ничего дурного нельзя было подумать, глядя на этого невинного работягу. С женой он стал обращаться лучше, и она успокоилась.
Была у Михала привычка до самых холодов спать в сенях. Однажды, еще затемно, Зося встала и с фонарем пошла в погреб. Михал спал и не слыхал, как она проходила через сени. Зося остановилась возле спящего мужа и стала осматривать его одежду. В карманах ничего не было. Тогда она подошла поближе к постели. Заметила, что под подушкой у него лежит что-то, завернутое и завязанное в тряпочку. Тряпочка была мала и не закрывала целиком того, что было в ней. Виднелись уголки чего-то зеленоватого. Осторожно, сдерживая дыхание, Зося сунула руку под подушку и потянула. Михал спал, наработавшись за день. Она отвернулась чтобы фонарь не светил ему в глаза, и посмотрела на сверток. В тряпочке была пачка новых трехрублевок, немного смятых от того, что их носили в кармане или за пазухой. Она вернулась в хату, поставила на пол фонарь и подперла рукой голову. На глаза навернулись слезы.
— Даже если он и непричастен к убийству, не совершил ли он другого какого-нибудь преступления? Откуда у него эти деньги? Новенькие трехрублевки... Что скрывает он от меня, от людей, от следствия, от власти? Почему он такой? То ли напуган чем-то и ищет спасения для одного себя?
Она была так ошеломлена, что говорила сама с собой. Такой оборот мыслей свидетельствовал о ее способности думать и разбираться в делах.
Долго сидела она. При тусклом свете фонаря она выглядела внушительной и суровой. Рыжеватые волосы густыми прядями падали на виски, лицо, еще чуть подернутое летним загаром, казалось в этот момент окаменевшим. Она слышала, как Михал встал, как стучал сапогами, гремел чем-то деревянным — очевидно, искал деньги. Наконец он вошел в хату и, ничего не говоря, перерыл ящик стола и проверил карманы висевшей одежды.
— Деньги потерял? — сказала она презрительно.
Он молча посмотрел на нее.
— У меня твои деньги! На! Где ты их взял?
— Заработал.
— Возле трупа?
— Нашел на дороге.
— Это про них я не должна была говорить никому?
— Про них.
— А сколько нашел?
— Больше нет.
— Врешь!
«Знает! Подсмотрела! Или нарочно говорит, ловит на слове? Моя собственная жена ловит меня!»
— Замолчи! Дай поесть, мне за работу надо приниматься.
— Признайся мне во всем.
— Ты ночью у меня по карманам шаришь? В изголовье ищешь... Я за день наработался, сплю как убитый, у меня от работы все тело ноет, а ты... Чего ты ищешь у меня в карманах?