Направо, в четверти километра отсюда, находился другой объект. Там возвышался только один корпус. Он глядел фасадом прямо на лес. Корпус был широкий, кубической формы — это даже отсюда было заметно. Стоял он гораздо ниже тех трех, вырастал медленнее, хотя и здесь люди густо стояли на лесах. Много народу суетилось и внизу. Наиболее оживленное движение было там, где стена корпуса разделялась надвое широким пролетом. Оттуда едва доносился перезвон молотков, как если бы там работали клепальщики. Справа, со стороны речки, поднимался на холм обоз с кирпичом. Местные лошадки с трудом одолевали крутой подъем. Навстречу им шли порожние подводы. Наумысник двинулся дальше.
Дорога вела к большому корпусу, стоящему отдельно. Тень от корпуса лежала на земле. Солнце пекло немилосердно. Двое рабочих разрубали на куски железную балку. Она лежала на рейках и тянулась чуть ли не во всю длину корпуса. Один рабочий ставил на балку зубило, а второй ударял сверху молотком. Один стоял на солнце, другой — в тени. Они часто менялись местами. Когда один конец был отбит, они перешли к следующей наметке. Теперь оба рабочих стояли в тени. Но к концу работы над этим куском солнце начало их догонять, Мвлотобоец снова оказался на припеке. Он обливался потом. Рабочие стали чаще меняться местами. То же было и с третьим отрезком. Рабочие торопились опередить солнце «на один отрезок», потому что тогда можно было бы все время работать в тени: по мере того как за ними ползет тень, будут двигаться и они. «Если бы кто-нибудь отрубил один кусок рядом с нами! Запасной молот и зубило есть. А передвигать балку не хочется: тяжело, жарко, надо кого-нибудь на помощь звать, а все заняты». Так, наверное, думали эти двое рабочих. Они менялись местами все чаще, молотобоец все сильнее ударял по зубилу. Два человека боролись со зноем. «Хоть бы пять минут передохнуть! А тогда уж обязательно придется перетаскивать балку, тогда уж солнце никак не опередишь». В это время сюда подошел человек. Забрызганную известкой кепку он держал в руке и вытирал ею вспотевший лоб. Худощавое лицо было чисто выбрито, но тоже забрызгано известкой. Рабочий фартук на человеке был красным от глины и кирпича. Руки — такого же цвета. Человек стоял в тени, опустив голову, вытирал пот и смотрел туда, где молот с резким и звонким гулом падал на зубило. Каменщик только что слез с лесов. Слез первый. До обеденного перерыва оставалось минут двадцать: норму свою он выполнил. Сейчас соседи по работе его догоняли: он укладывал кирпичи на самом углу, и стена там была на четыре кирпича выше, чем в других местах.
— Отбей один кусок. Видишь — солнце! — сказал рабочий, который стоял на коленях с зубилом.
Каменщик ничего не ответил и некоторое время стоял неподвижно в позе уставшего человека. Затем отозвался:
— С кем же? Где зубило и молот?
— Вон лежат.
Каменщик взял в руки зубило, осмотрел его со всех сторон и опустился на колени перед балкой в ожидании, пока кто-нибудь подойдет. В этот момент появился Наумысник.
— Постучи-ка молотком! — крикнул ему молотобоец.
Наумысник охотно взял молот и, широко расставив ноги, склонился над каменщиком. Тот даже и не взглянул на него; он отдыхал, опустив глаза. Наумысник ударил молотом по зубилу раз, второй, третий. Зубило въедалось в балку. Двое рабочих, отбив свой кусок, обошли каменщика и Наумысника и принялись отбивать дальше. Теперь оба они были в тени, солнце ушло далеко.