— Поддается, поддается! Сейчас отобьем! Давай сильней! — проговорил каменщик в такт движениям руки, которая при каждом ударе молотом по зубилу отскакивала в сторону.
Наумысник остолбенел, услыхав этот голос. Молот задержался в воздухе, затем медленно опустился. То же было во второй и в третий раз. Наумысник разглядывал человека, стоявшего на коленях.
— Как же ты бить стал? Утомился? Отбей скорее — и дело с концом!..
Голос! А лицо побрил! Человек, стоявший на коленях, был портной. Он ни разу не поднял головы и не видал, кто бьет молотом по зубилу. В эту минуту с лесов спустилось еще несколько человек и обступили портного и Наумысника. Наумысник поспешно сунул молот в руки одного из рабочих, и тот сделал несколько последних ударов по зубилу. Наумысник, побелев как полотно, поспешил скрыться по ту сторону одетого в леса корпуса. Там кто-то звонил в железную рейку, возвещая перерыв. Рабочие покидали стройку.
«Видел или нет?» — думал Наумысник о портном.— Наверное, нет, если молчал. Уж он, если бы увидел, сразу затеял бы разговор!» Радостная улыбка пробежала у него по лицу. «А может, увидел и нарочно промолчал? Тут и не такие люди меняются!» Снова зашевелилась тревога в душе Наумысника. Теперь он уже больше не искал Нестеровича: «Обед. Наверное, в столовую пойдет...» Наумысник двинулся вниз, к речке, и вскоре фигура его скрылась в прибрежных зарослях. Тут он пошел медленнее, охваченный глубоким раздумьем.
Вечером этого дня он пришел к Нестеровичу. Было уже поздно. Наумысник выбрал этот час, чтобы застать его одного. Нестерович обычно поздно приходил домой. Теперь он сидел один в большой комнате и курил. Наумысник тоже закурил и сел против Нестеровича. Таким образом, он не нарушил атмосферы молчаливого покоя после трудового дня.
— Я искал тебя днем и не нашел, — сказал Наумысник после долгого молчания и флегматического позевывания (это дополняло атмосферу покоя).
Нестерович не ответил, выжидая. Наумысник помолчал и снова заговорил:
— По-моему, кирпичный завод можно приостановить. Кирпича чертова пропасть. Надо придумать другой какой-нибудь транспорт. Подводы — и дорого и медленно...
Нестерович устало кивнул головой.
— Я надумал переехать в Минск, — сказал Наумысник.
— Как переехать?
— Совсем. У меня, ты знаешь, дочь на днях школу кончает. Оставлять ее недоучкой не хочется. Пускай дальше учится, в институт какой-нибудь поступит или еще куда...
— Ну и хорошо, пускай поступает.
— Вот я и думаю переехать в Минск или же в другое место, где институт имеется. Тем временем и вторая дочь подрастет, и ей скоро надо будет учиться дальше. А лучше всего, когда и учатся и дома при отце остаются.
— А зачем же им быть при отце? Пускай едут и учатся.
— Да и вообще хочется пожить в городе. Что ж, я уж немолодой. А что я видел в своей жизни, когда батрачил у панов? Все испытать хочется.
Нестерович подпер лоб руками. «Опять батрачеством хвастает. Ну-ка, что дальше будет?»
— Но ведь ты здесь нужен, на строительстве. Почему ты об этом не думаешь?
Наумысник весело взглянул на Нестеровича:
— А я и думаю. Но ведь ударником всюду можно быть. Дай мне справку о том, что я хорошо работал у тебя на строительстве, пусть партком подпишет. Напиши правду, как я работал, и меня сразу же, куда бы я ни явился, примут на работу. Нельзя так считать, что только здесь, мол, строительство, а в другом месте ничего и нет. В нашем государстве все к одной цели ведет.
— Подумай, может быть, останешься? Ты здесь нужен. Зачем же я буду нужными людьми бросаться?
— Я давно уже это обдумал. Все собирался тебе сказать.
— Почему же не сказал?
— Надо мной не капало.
— И вдруг закапало?
— Так ведь дочка школу кончает.
Нестерович заметил, что Наумысник все время говорит ему «ты». Раньше он обращался к нему то на ты, то на вы, будто никак не мог отважиться окончательно перейти на ты.
— Значит, написать тебе справку?
Нестерович не сводил глаз с Наумысника.
— Да.
— Какую же тебе справку? — Нестерович достал из кармана карандаш. — Карандашом хорошо будет? Карандаш химический.
— Лучше бы чернилами.
— Ничего, потом машинистка перепечатает. Где же ты видал, чтобы такую справку от руки писали?
— И то правда.
Лицо Наумысника сияло от радости. Нестерович писал, прикусив губу, и произносил слово за словом: «Дана сия лучшему ударнику строительства...»
— Ну, говори, что писать дальше?