— Экие вы люди хорошие! Меня и то не забываете!
— А почему мы вас должны забывать?
— Ну, это вы так говорите! У вас сердце доброе! Я думал — не выживу, так тяжко мне было. Написал сыну, чтоб приехал, а он мне денег сыпанул! Не буду скрывать — сыпанул! А приехать, пишет, не могу. Хочу, да не могу, — снизил голос до шепота и поднял кверху палец. — Он инженер, работает там, где железо из руды выплавляют. Горы там, пишет он, — страх! Не то что у нас — холмики да пригорки, а настоящие горы! Я-то думал, что много чего в жизни повидал, когда ходил по людям и шил кожухи. Думал, что полсвета обошел. А как погляжу сейчас — нигде я не был и не видал ничего! По своим закуткам шатался — только и всего. И если бы вот после этого несчастья помер, так без пользы — ни себе, ни людям. Я сына с детства к своему ремеслу приучал. Ох, и дурень же я был! А он теперь — инженер! Я писал ему про все, что со мной случилось, что поправлюсь и скоро из больницы выйду... Я-то, дурень, бродячего портного из него сделать хотел!
— А что же вы еще могли делать? Жизнь была такая.
— Вот-вот, это правда! Не моя в том вина... Ах, и как это я мог свалиться? Кто там на моем месте угол стены кончил? Стены-то уж небось вывели?
— Вывели. Наумысник там работал.
— Наумысник? Он мою хату развалил. Он против меня какую-то злобу имеет, хоть и не знает меня. Поглядеть бы, что такое за Наумысник? Скоро выпишусь. Скучно мне тут. Была бы хоть какая-нибудь работа, чтоб повозиться.
Портной вышел из больницы через полтора месяца после несчастья. Был ветреный и пасмурный день. Портной сидел в кабине грузовой машины, рядом с шофером, и раздумывал: «Вернусь. А где я буду жить? Квартира, наверное, кем-нибудь занята: известно, не своя. Может быть, вспомнят, что я на работе стоял, когда ногу себе повредил, а может быть, и не вспомнят, Ирина пришла меня проведать, потому что она добрая девушка. А все? Как со мной обошелся Нестерович, когда я еще только собирался на работу становиться? Он тогда сердито разговаривал. А ведь бывший сосед! Чего же от других требовать?»
— Что вы говорите? — спросил шофер, услыхав бормотание портного.
— Ничего, это я сам с собою.
Машина остановилась километрах в двух от постройки, чтобы взять какую-то поклажу. Портной пошел пешком. Ему приятно было размяться, нога была уже совсем здорова. После продолжительного лежания в больнице он вновь возвращался к тому, с чем успел сжиться. Голова была как в тумане. Он так забыл обо всем, что оказался во власти иллюзии: представилось, что он возвращается домой, как бывало, после шитья кожухов. Сейчас войдет в свою хату, погорюет о том, что тяжко жить на свете, сын начнет говорить, что у него нет сапог, дочка станет плакать, что одеться не во что. Он достанет заработанные деньги, сосчитает, начнет прикидывать, — нет, не хватит на сапоги сыну и на платье для дочери! Так, можно сказать, всегда встречал его дом родной.
От Тетеревской гати он стал подниматься на пригорок. Гать мокла и гнила. «По ней теперь не ездят, на нет пошла». Так думал портной, не испытывая по этому случаю ни радости, ни грусти. Он просто отмечал факт. В четверти километра от гати, за осушенной частью болота, тянулась высокая насыпь и лежали кучи щебня. Здесь будет шоссе. Поднявшись на взгорье, портной остановился. Перед ним неожиданно развернулась панорама. Ее трудно было всю охватить взором, и он стал перебирать детали. В непосредственной близости от себя он отметил то, что как будто не имело отношения к общей картине, заросли чертополоха и лебеды. Над буйно разросшейся зеленью возвышалось несколько стеблей конопли. Кругом кишмя кишели воробьи. Это было место, где когда-то стояла хата портного. «Постой... Ага!.. Ну ладно... Сын теперь, слава богу, обутый, и дочь одетая. Он — инженер, она — врач... И без моих стараний так вышло». Впереди виднелся корпус электростанции. А вон и угол стены, на котором он работал. Теперь только несколько человек стояло наверху. «Крышу, что ли, собираются крыть?» Работа шла преимущественно внизу. В шеренгу стояли горны и наковальни. Из-под кузнечных молотов сыпались искры, под пилой скрежетало железо. Направо стояли готовые жилые корпуса. Неоштукатуренный кирпич отливал на солнце багрянцем. Пахло смолой, вверх шел дым и вспыхивали языки пламени. Рабочие размешивали кипящий асфальт. Наскоро сколоченные из досок, тянулись один за другим столярные верстаки. Подойдя поближе, портной услышал повизгивание рубанков.
— Ого-го! Наш каменщик пришел! — шумно приветствовали портного рабочие.
— Ну, как здоровье?
— Скоро на работу встанешь?
— Что же ты пешком? Садись, отдыхай, братец!