Наумысник ушел, а человек, сжав кулак в кармане, с озлоблением смотрел ему вслед. На следующий день они встретились в ольшанике. Там и пошел у них разговор в раздраженном и даже враждебном тоне.
— Ты думаешь, это тебе шутки? — сказал Наумыснику Черпакевич.
— Не думай, что я такой дурак.
— А я как раз так и думаю. То, что тебя здесь раскусили, простить нельзя! Понимаешь ли ты, что если меня теперь заметят с тобой, то и мне трудно будет выбраться отсюда? Дурак этакий! Вместо того чтобы потихоньку, во время перекура или еще как-нибудь, улучить минутку и передать мне все, что надо, ты заводишь разговор про какую-то девку, про какого-то Цыбульского, за которого она замуж вышла... Черт бы тебя побрал вместе с этой девкой!.. Ну, давай сюда, и сегодня же ночью меня здесь не будет.
— Как это — не будет?
— А ты как думаешь? Шутки шутить. Раз тебя узнали, а потом меня видели с тобой, то... Ну, давай!
— Отдать-то я отдам... Но ты помнишь, зачем я тут? Или забыл? Как же ты отсюда уйдешь, когда даже машины еще не установлены, одни голые стены стоят, крышу еще только крыть начали?
— Вот ты и доведешь дело до конца.
— Я? А уговор какой был? Что ты сам говорил мне тогда?
— Тогда был разговор один, а сейчас — другой. Ты не кричи. Ты сам знаешь, что для них такие дела ничего не значат. Ну, предположим, что произойдет авария на станции, может быть даже взорвем машины. Не пройдет и полугода, как они поставят новые. Самолет разобьется, а они два построят. Мост провалится — лучший наведут. А вот если бы руководство было плохое, тогда бы они потоптались на месте. Может быть, именно за лучших руководителей и следует взяться. Вот, когда судили Творицкого, тут был Назаревский. Я из газет знаю. Да и сам Хурс говорил мне об этом. А больше Назаревский тут не был?
— С тех пор — нет.
— Вот таких, как этот... Он сидит в центре, людьми руководит. Вот такого... Или Нестерович. Видишь, какая тут махина вырастает у него под руками?
— Вижу. Ну и что же из этого?
— Неважно, что ты видишь. Надо глубоко знать, что тут делается. Где и что строить думают, где какие войска стоят...
— Я все это делал неплохо.
— Погоди. Сейчас новые времена, новые должны быть и дела. Сейчас надо по-иному. Сейчас даже сам Хурс считает, что лучше всего смотреть на Германию, оттуда могут быть новости.
— Почему на Германию?
— У Хурса — голова! Их там целое сборище, люди все денежные, состоятельные, здешние помещики, выгнанные отсюда. Хотя Хурс имений тут не бросал (он на торговле миллионы нажил), но он у них за старшего. Высокие эмигранты!
— Но от того, что они теперь на Германию глядят, дело-то ведь не меняется? Будет так, как я договорился с тобой?
— Ты о чем говоришь?
— Забыл? Больно ты забывать мастер! Я говорю прямо и открыто: мы векселей не подписывали, на такие дела договоров печатных нет. Договорено было так: я собираю по всему району сведения, — прослежу, когда в банк прибудут деньги — я тебя навел на это дело,— я остаюсь здесь, продолжаю собирать все новые и новые сведения, а осенью являешься ты или кто-нибудь другой вместо тебя, на электростанции устраивается авария — взрыв или что-нибудь другое — видно будет, а потом ты проводишь меня туда, и там Хурс даст мне хутор за мою работу. Был такой договор?
Словно чуя что-то недоброе, Наумысник даже задрожал. Это было странно. Обычно он умел владеть собою и сохранять спокойствие. Черпакевич сразу же обнаружил свою горячую натуру. Он все время стоял, стиснуз кулаки, покашливал и сплевывал в куст. Он не дал Наумыснику кончить.
— Такой разговор был со мной, когда я приходил в тот раз. Но сейчас положение изменилось. Я ведь говорю тебе, дурень ты этакий, что аварией их сейчас уже не испугаешь. Оставайся здесь и жди указаний, кого убрать. Только после этого я или кто-нибудь другой проводит тебя туда — поцеловать Хурсу руку за подаренный хутор.
— Я уже сейчас заслужил его.
— Ничего не говорю — заслужил, но вместо аварии с машиной устроишь аварию с человеком. Это будет завершением твоей службы.
— Давай письменный договор.
— А кому ты его покажешь? В суд подашь?
— Гадина ты! Я и так много сделал. У меня куча материалов собрана.
— Давай их сюда!
— Я вместе с тобой пойду отсюда.
— Ты останешься здесь. И еще я забыл тебе сказать: подыщешь тут надежного человека вместо себя.
Наумысник одумался: он никогда не терял спокойствия, а сейчас так разнервничался. И он заставил себя успокоиться. Он твердо взглянул на Черпакевича.
— Некого мне на свое место ставить. Сам пришли человека. А оставаться здесь я больше не могу. Что я тут сделаю, если я уже не Наумысник?