— Правильно! — подхватил Наумысник.
— Вот из-за этого я и задержался, когда отряд Назаревского гнал меня до самой границы. Я хотел улучить момент и вырыть горшок, а там иди куда хочешь! Может быть, я бы сюда и не приходил больше. Я думал — открою большую торговлю или имение сниму в аренду. Да только забрать горшок так и не удалось, ты сам сообщал мне, что там сторожат красноармейцы. Пришлось уйти. И что же вышло? Я там брожу без дела, чьи только пороги не обиваю, даже самого последнего арендатора упрашиваю, а тут золото — кровь отцовская — зарыто! Я и к Хурсу на службу пошел ради того, чтобы побывать здесь и забрать свое. Когда вместе со мной отправили Седаса, он мне сказал: «Под вашей грушей зарыто мое золото, полный горшок. Когда крестьяне меня погнали, когда наступали большевики, я не успел ни забрать золото с собой, ни спрятать его. Мне, говорит, удалось проскочить к твоему отцу и сказать ему об этом. А он мне ответил, что зарыл мое золото, и указал точное место». Так сказал мне Седас. Сделав свое дело в банке, мы оба должны были пройти через наш хутор и откопать каждый свой горшок золота. А для Седаса это тоже было спасением. Он уже старик, а пан, с которым он отсюда бежал, ничего не имеет; таких, как Седас, там много, и делать им нечего. А такие деньги под старость Седасу, а может быть, и самому пану... Кто знает? Пан этот, хоть и состоит в одной организации с Хурсом, но одно дело пронырливый миллионер Хурс, а другое дело — такой вот пан. Короче говоря, пришли мы с Седасом на наш хутор. Было это до полуночи. Смотрим: самой груши нет, старой хуторской дороги нет, широкой межи, на которой росло дерево, тоже нет. Только по пеньку и узнали место. Начали копать. Я прекрасно помнил, где отец зарыл горшок.
— И опять я тебе скажу, что ты собака! — перебил Наумысник. — Мне ни слова не сказал, когда сидел у меня в хате; думал — заберу твое золото?
— Ты что, обижаешься?
— Нет, мне чужого не надо. Ну, и что же дальше?
— Начал я копать в том самом месте — пусто, никакого горшка! Ошибся, думаю, отец, спутал что-нибудь. А Седас берет у меня лопату и говорит: «Отдохни, теперь я в своем месте покопаю». Копнул разок-другой и сразу же зашептал: «О! Есть! Тот самый горшок, проволокой обвязанный!» И даже запел: «Ох, денежки, долежались, дождались меня!» Я начал копать со всех сторон возле пня, но ничего нигде не нашел. Два с лишним часа ковырялся в земле, уже петухи пропели, вижу — напрасный труд, денег нет! Я подумал: «Отец ошибся, зарыл там, а Седас теперь откопал». И, наверное, так это и было...
— А если нет?
— А как же иначе?
— Куда же девались деньги Седаса?
— Во-первых, и наш горшок был обвязан проволокой. Во-вторых, отец никогда даже не упоминал про Седасовы деньги. А старик, подлюга, поставил горшочек на пенек, трясется всем телом, губами чмокает и не перестает напевать: «Денежки мои, долежались, дождались!..» — «Вот что, — сказал я, — поищите-ка еще ваши деньги, вот вам заступ». — «Как это так?» — удивился он. А я взял горшок под мышку, банковские деньги на плечи взвалил и говорю ему: «Я вас подожду, а вы ищите, потому что это деньги не ваши, а мои». Тут он и начал беситься. Я пошел, а он побежал за мной. Выбежали мы на дорогу по опушке леса, над ручьем... В общем, нам с тобой надо отсюда обоим убираться поскорее. Кого бы тут на твоем месте оставить?
— Никак я не могу тут дожидаться того человека.
— Ладно, знаю. Так и сделаем, пойдем вместе. Материалов у тебя много?
— Меньше, чем тех банковских денег. Нести будет легче.
— Одним словом, надо в мой пиджак зашить. Где мы это сделаем? Давай сегодня ночью. Не позднее, чем завтра в ночь, мы должны отсюда уйти.
— Они давно уже зашиты в моем пиджаке.
— Ну что ж, я его надену. Надо, чтоб все это было при мне.
— Почему? Это может быть и при мне.
— Тебя тут знают, а меня нет. А там меня знают, а тебя — нет.
— Ничего, я буду с тобой и тут и там.
— Глупый ты человек! Я так и говорю. Только материалы должны быть у меня.
— Когда будем вместе, так и материалы будут все равно что у'тебя.
— Думаешь, я тебя тут брошу? Не веришь мне?
— Почему не верю? Мы с тобою, кажется, сейчас хорошо поговорили.
— И я рассказал тебе то, чего никому не говорил. Вот видишь, как я на тебя смотрю? Ты старше меня. А помнишь, как мы по-соседски жили, когда еще был хутор? Я и там тебе помогу, когда мы на той стороне будем. Думаешь, там тебе сразу же легко станет жить? Когда Хурс даст тебе хутор? Большого хутора Хурс тебе не даст. Таким, как был до войны мой отец, не станешь. Батрака, и того не всегда сможешь держать.