— Да уж как бы там ни было... Хоть бы похоже было на давнишнее.
— На давнишнее! Давнишнее — это то, что прошло. А что прошло, то миновало! И нечего об этом думать. Придется тебя в компанию брать, торговать вместе будем. Я ресторан открою, а на другой улице — колбасную лавку. Мне такой человек, как ты, нужен будет.
— Нет, я лучше на хуторе.
— Как хочешь. Но только его еще заработать надо.
— Я заработал.
— Но я еще должен буду тебя отрекомендовать.
Наумысник не выдержал и решил называть вещи своими именами:
— Меня мои шпионские сведения отрекомендуют!
— Опять кричишь, а я говорю с тобой спокойно. Ты всегда жил здесь и тамошних порядков не знаешь.
— Я не мальчик и не дурак.
— А в таком случае ты должен знать, что там везде люди друг у друга зубами кусок рвут — от зависти и злости. Я сейчас служу, а когда брошу службу? У меня есть старый отцовский капитал. Вот я и спокоен. А у тебя что есть? Как ни верти, а придется тебе возле меня тереться. Я, брат, бывал уже и на коне и под конем, я много чего знаю. Из горла вырвут у тебя, если не придержишь или сам кому-нибудь в горло не вцепишься.
— Это, конечно, так, на том и свет держится, так всегда было и будет. Я помню, как твой отец, покойник, твердил это своему пастуху, теперешнему дурню Михалу Творицкому. Учил его. Да только этот дурень воспользоваться не сумел... Такое счастье человеку привалило с этими деньгами, а он, болван, попался...
— Черт с ним, таких не жалко...
— Я его не жалею, это был волчонок. Он, еще когда мальчишкой был, однажды у меня допытывался про хлеб, который вы с отцом спрятали у меня. Я тогда его так пробрал...
— Так когда же ты пиджак с бумагами отдашь?
— Бог ты мой, я, кажется, ясно говорил!
— И я ясно говорил! — Черпакевич даже подскочил.— Без меня ты туда явиться не можешь. Я должен тебя отрекомендовать, повторяю. Время дорого, надо спешить, а ты заставляешь меня столько говорить! Тебе следует держаться меня, я там все ходы и выходы знаю. Без меня пропадешь. Еще всякое на свете может случиться. Думаешь, сам Хурс так уж крепко верит в свою удачу? Рассказывают, будто на одном секретном заседании он сказал, что, может быть, до смерти не раз еще придется из одной страны в другую перекочевывать.
— Почему?
— От революции.
— Так то — Хурс. А мы с тобой люди попроще, поменьше. Прожил же я здесь до этих пор.
— Уж там, брат, если революция будет — так нешуточная! Озверел народ, все дрожит, хоть снаружи и кажется, будто спокойно.
Эти слова убедили Наумысника. Он задумался и не отвечал. Черпакевич сказал:
— Ну, долго не думать! Болтовню пора прекратить! Хватит! Говори, где и когда передашь мне...
— Может быть, я сюда вечером приду. Или поехать на ночь рыбу удить? Лодку взять...
— Хорошо, возьми. К какому месту подплывешь?
Они медленно поднялись и пошли. Прошли шагов триста, до того места, где кончались кусты и начиналась поляна. Здесь Черпакевич должен был на некоторое время остаться, а Наумыснику предстояло спокойной походкой опытного охотника направиться домой. Но в этом месте оба остановились, вдруг увидав человека, стоявшего на берегу реки, у самой воды. Он был босой. Снятые с ног сапоги стояли тут же. Они были запыленные и большие, с длинными голенищами. Такие сапоги носят охотники или мелиораторы. Человек медленно снял пиджак, бросил на траву шапку, засучил рукава. Затем он нагнулся к воде, достал из кармана мыло и начал мыть лицо. Черпакевич видел, как Наумысник отступил на шаг и некоторое время разглядывал человека из-за куста. По лицу и глазам Наумысника видно было, что он не то удивлен, не то встревожен.
— Кто это? — спросил Черпакевич.
Наумысник ответил не сразу. Новая тревога кольнула в сердце. «Надо сегодня же удрать отсюда! — подумал он. — Пускай он меня забирает и ведет. А документов я ему не дам, потому что тогда он и один убежать от меня может. Заявился еще один человек, который меня знает. Собираются со всех сторон... А этот, если узнает... Бог ты мой, что он тут делает?»
Так думал Наумысник, чуть ли не произнося вслух слова. Он стоял, не двигаясь с места. Черпакевич рванул его за рукав.
«Не отдам ему бумаг! Пусть лучше он у меня в руках будет, чем я у него!» — уже твердо решил Наумысник.
— Кто это? Чего ты так смотришь? — еще раз спросил Черпакевич.
Наумысник с укоризной, злобой и тревогой шепнул Черпакевичу на ухо:
— Кто? Не узнаешь?
— Говори, кто это?
— Михал Творицкий!