— Вот он какой. Чего же ты злишься? Как я мог его узнать? Ведь он без меня вырос, я его совсем мальчишкой оставил!
3
Михал Творицкий мылся долго. Потом он сидел на траве, обувался и курил. Человек наблюдательный мог бы заметить, что он старается преодолеть волнение. От речки шел медленно, но видно было, что он с трудом сдерживает шаг; он разглядывал попадавшиеся на пути «чертовы очи», траву и заросли камыша, между тем как хотелось закрыть глаза, чтобы не отвлекать мысли от одного пункта. За плечами у него был узел — вещи в мешке, перевязанном накрест шпагатом. Творицкий миновал куст, за которым притаились Черпакевич и Наумысник, и вошел в лес. Они увидели вблизи его загорелое, обветренное лицо, слышали скрип его сапог. Пройдя лес, Михал Творицкий увидал панораму строительства. Был выходной день. Людей мало. Впереди намечалось нечто вроде перекрестка городских улиц, хотя дома здесь не были еще достроены. Вдали виднелись жилые корпуса. Михал был здесь один только раз, когда его судили, но ничего тогда не разглядел и не заметил. Медленно поднялся он на пригорок, где были сложены и свалены груды строительных материалов, прошел до главного корпуса станции и здесь увидел нескольких человек. Михал спросил, где бараки, и направился к ним. Он отворял одну за другой двери, но знакомых лиц не встречал и шел дальше. Наконец он открыл дверь в одном из крайних помещений. В комнате оказался один человек. Он лежал, скрестив руки под головой, и смотрел в окно, На стук дверей он не оглянулся Михал Творицкий медленно прошел мимо коек и остановился перед человеком.
— Здорово! — сказал он.
— А! Творицкий! Явился! Почему так скоро? Тебя ведь на две недели отпустили, а ты только четыре дня...
— Уже работаете?
— С завтрашнего дня. Почему же ты так скоро?
— Видишь ли, я ничего не знал. Оказывается, жена моя тут живет и работает. И ребенок здесь.
— А ты и не знал? Вот так штука! Тебя направляют сюда на работу отбывать до конца срок; как ударника, отпускают на две недели домой, к семье, а семья, оказывается, здесь!.. А ударничек-то наш пешедралом — аж туда! Хе-хе...
— Почему пешедралом? Я и поездом ехал. А где все наши?
— Кто где. Одни рыбу удить поехали, другие — в лес... Так, говоришь, явился домой, а дом на замке?
— Зачем на замке, там люди живут.
— Жена хату продала?
— Не знаю, я не спрашивал. Как сказали мне, что они здесь, так я и задерживаться не стал. Там теперь все по-новому... Который теперь может быть час? Что-то на дворе хмурится... Где бы тут воды взять, побриться надо.
Михал Творицкий сел за столик бриться. Его товарищ достал из-под подушки книжку и начал читать. Ничто не нарушало тишины. Творицкий сдерживал волнение. Давно он не видел ни Славы, ни Зоси. Ненависть, которую он раньше питал к Зосе, прошла. Сейчас он испытывал к жене двойственное чувство: стыд перед ней и ни на чем не основанную обиду за то, что она его тогда не пощадила.
С первых же дней после суда, как только его отправили на место, Михал с увлечением принялся за работу, находя в ней утешение. Это помогало ему освобождаться от овладевавших им мрачных настроений. Кроме того, старательно относясь к порученному делу, Михал Творицкий легко овладел несколькими специальностями. И ему стали поручать руководство какой-нибудь отдельной работой. На первых порах он чувствовал себя неловко. Он предпочитал незаметно, в каком-нибудь темном и тихом углу, тесать бревно или копать землю. Обычно он хмурился и мало говорил. Лишь иногда, бывало, он оживлялся и испытывал потребность беседовать с кем-нибудь, рассказывать, быть среди людей. Это случалось и в те минуты, когда он, думая о Славочке, вспоминал о том, что берег для нее. До суда он все это приберегал, не думая о дочери. После суда Михал стал думать о том, как на долгие годы спрячет все это, а когда Славочка вырастет, он отдаст ей то, что прятал, и дочь оценит его заботу о ней. Мысль об этом сильно волновала его. Она порождала чувство, которое, нарастая, дошло до высшей точки своего подъема и затем стало притупляться, а временами и падать. Вообще вся эта затея под влиянием новых мыслей постепенно начала утрачивать свою привлекательность. Но ему трудно было сразу расставаться с тем, что зародилось и росло в нем с самого детства. А по мере того как Творицкому все чаще поручали руководство работами, он стал отвыкать от излюбленных темных и тихих уголков.
Теперь Михала Творицкого и человек пятьдесят его товарищей прислали сюда на работу. Уже приближался к концу срок отбывания наказания — добросовестный труд ежедневно сокращал этот срок на несколько дней. На прежнем месте работа была закончена, и, перед тем как явиться на новую, ему дали отпуск. С дрожью в сердце Михал направился туда, где стояла его хата. Он не тешил себя иллюзиями и знал, что нелегко будет установить добрые отношения с Зосей, хотя сейчас он этого хотел. Его тянуло к ребенку, для которого он что-то берег и готовил. Он надеялся также, что забота о дочери поможет, так сказать, перекинуть мост от него к Зосе («В конце концов его действия причинили вред только врагу! А как он заботится о ребенке!»)