Двери из комнаты были уже широко раскрыты, и все, кто там находился, стояли в сенях. Никто не произнес ни слова. Все молча слушали разговор Зоси и Михала Творицкого. Тут были Нестерович, портной, еще несколько мужчин и женщин. У самых дверей Ирина держала за руку Славу.
На столе лежало золото. Целое состояние! Зося холодно смотрела на эти узелки. Ни у кого из присутствовавших здесь людей нельзя было заметить выражения жадности, ни у кого глаза не загорелись при виде золота. Никто не стремился забрать деньги, держать их у себя, спрятать от посторонних. «А ведь они и в самом деле такие, эти люди!» — подумал Творицкий. Даже портной (Творицкий сразу узнал его), и тот стоял спокойно, курил папиросу и не удивлялся неожиданному появлению здесь Творицкого. Портной изменился! Если бы он хоть как-нибудь обнаружил прежние черты своего характера, это могло бы послужить кое-каким оправданием остаткам старых идеалов Михала Творицкого. То, что еще оставалось в Творицком от прежних его идеалов, цепляясь за все темные уголки души человеческой, искало сочувствия в выражении лиц и глаз. Сам того не замечая, Михал перевел глаза на портного, словно ждал, что тот скажет хоть слово в оправдание узелков с монетами, лежавших на столе. Но портной в напряженной тишине спокойно докурил папиросу, посмотрел кругом (ясно, искал пепельницу) и сказал:
— Так это, значит, Творицкий?
После этого все заговорили. Многие вернулись в комнату к накрытому столу. Сердце у Михала Творицкого словно покатилось вниз. На душе стало пусто. С побелевшим лицом и дрожащими губами он медленно повернулся и молча пошел из сеней. Нестерович, слышавший его разговор с Зосей, шепнул портному:
— Ты его знаешь? Пойди, поговори с ним. Видишь, человек сам не свой.
Портной достал из портсигара папиросу и вышел вслед за Творицким. Тот шел медленно, глядя прямо перед собой. Все падало, все рушилось. По ложному пути прошли молодые годы. То, вокруг чего много лет подряд были сосредоточены все его мечты, оказалось никому не нужным. Люди не принимали того, что представлялось ему единственным спасением в жизни для него и для его близких. Нет жадности, нет скупости, нет ненависти одного к другому. Люди не вгрызаются друг другу в горло, не бродят по мученическим дорогам босые и голодные, дети не знают сиротства.
Страшная тоска по местности, где он жил с детства, одолела его. Грызла тоска по маленькой Славе, которая когда-то смотрела на мир сквозь цветное стекло. Хотелось вернуть все и начать жить сызнова.
Вдруг зашевелилось то, ясные признаки чего он уже ощущал. С чем он шел сюда? Заработала трезвая мысль. «Я ведь и сам чувствовал, что никто здесь не может принять этих денег. Да и сам я разве принял бы их?» Ему становилось легче, веселей. Он шел и слышал за собою шаги портного. Тот поравнялся с Творицким и протянул ему портсигар.
— Что ты здесь будешь делать, Творицкий? — спросил он.
— Работать буду,
— Вот и хорошо.
Портной не знал, как продолжать разговор. Но Творицкий меньше всего думал сейчас о портном. Он вышел на опушку леса. Отсюда были видны взгорье, сплошь застроенное новыми корпусами, и залитые солнцем дороги. Он прислушивался к спокойной тишина леса, к солнечному, такому широкому, дню. Издалека, с речки, доносилось хоровое пение. Михал Творицкий шел краем леса, портной шел рядом. Дорога свернула влево и привела к реке. По воде плыли лодки, полные людей. Громко раздавались песни. Творицкий пошел дальше, не замечая портного; от берега реки начиналась осушительная канава, здесь же, у самой воды, были густые заросли, еще не тронутые рукой человека. В жесткой траве прятались глубокие криницы, зловеще чернело не одно «чертово око». Между криницами вились тропинки. Одна из них шла по самому краю «чертова ока» и взбегала на пригорок, заросший кустарником. Это и было то место, где утром беседовали Наумысник с Черпакевичем. Налево от этих кустов, на речном берегу, они видели Михала Творицкого, когда он мылся. Сейчас Творицкий снова пришел сюда, сел и начал глядеть на спокойную гладь воды. Портной постоял несколько минут и стал что-то искать в камышах. Достал оттуда две удочки, размотал их и, словно оправдываясь перед молчаливым своим спутником, сказал:
— Я всегда здесь прячу свои удочки. Люблю иной раз прийти сюда и посидеть у речки.
Творицкий ничего не ответил. Портной закинул удочки и примостился над самой водой. Прошло немного времени, и рыба стала клевать. Портной увлекся своим занятием. На Творицкого он глянул только тогда, когда тот вырвал тростинку и, отламывая от нее кусочки, стал кидать в воду. «Пускай себе отойдет человек, успокоится», — подумал портной. «Скорей бы завтрашний день — и на работу!» — думал Творицкий.