Ощущения что я вожу хоровод, всё усиливалось и с досадой, что опять трачу в пустую, драгоценное время устроил небольшой привал. Первородные инстинкты брали своё, в животе булькало и шипело. Спрятавшись от непрекращающегося дождя под уцелевшим козырьком подъезда, я вскрыл банку тушёнки и в один момент проглотил её и как следует запил водой.
Продукты подходили к концу, а я ровным счётом ничего не сделал. Топчусь на месте при мнимом движении вперёд как изводящий себя тренировкой спортсмен на беговом тренажёре. Таким темпом очень скоро придётся делать крюк и заходить в ближайшую общину для натурального обмена, чего я никак не хотел, или, если найду дорогу, возвращаться в здание «Водоканала», чтобы пополнить запасы продовольствия, что тоже не входило в мои планы.
Я со злостью запустил пустой консервной банкой в соседнее здание, банка, разумеется, не долетела, рухнув посреди улицы, и несколько больше похожих на собак крыс бросились к ней с разных сторон.
Передохнув пять минут пошел дальше.
Вскоре окружающий мир стал помалу приобретать знакомые очертания. Я стал мысленно проговаривать то, что встречалось на пути, выхватывая из пейзажа чёрточки, виденные прежде, словно ставя вехи и прокладывая по ним путь.
«Так эти развалины, всё, что осталось от бывшего супермаркета. Дальше должна быть баррикада перегораживающая улицу. Так. Теперь проулком. Мимо детской площадки. Скрученные узлом качели. Выход из двора. Сто пятьдесят метров вверх по улице. Поворот направо. Дальше площадь».
И, я не ошибся. Через некоторое время, вышел к небольшой площади, посередине которой, из мутной пелены дождя и тумана торчала знакомая пара водружённых на гранитный постамент обутых в гранитные же сапоги ног, высотой метров в десять — все, что осталось от исполинского монумента. Сколько раз проходил рядом, столько раз прикидывал первоначальный размер памятника. Метров сорок-пятьдесят, не меньше. Интересно, кто заслужил такой почет, что бы его увековечили в таком размере? Умели же строить Древние, не жалея сил и средств на подобную ерунду.
Вновь увлекшись подсчётом возможных размеров монумента, и размышлениями кому он предназначался я незаметно для себя прошел два квартала и оказался прямо у расчётной точки.
На месте.
Теперь можно облегченно выдохнуть и, забравшись в какую-нибудь подходящую нору, немного понаблюдать за происходящим вокруг кургана. Появления охотников за трупами я не боялся: пара очередей из автомата отобьет у них желание задержаться хоть на пару секунд, а вот как быть с наемниками — другой вопрос.
Я не исключал возможности, что они все еще следят за этим местом. Может они и уверены, что я погиб, но такие матерые волки просто так не отступятся. Что ж, поиграем по их правилам. Еще неизвестно — кто кого перехитрит. В последнее время я тоже не терял времени даром, и кое-чему научился.
Между тем, день подходил к концу, а вокруг не появилось ни одной живой души. Присутствия наблюдателей тоже не почувствовал и этот факт успокаивал. Но, для полной уверенности, пробыл в засаде до наступления сумерек.
Темнота сгущалась, раскрашивая все вокруг в единообразный темно-серый цвет. Самое время для вылазки.
Я спустился к ранее собственноручно выложенной могиле из кирпича и обломков бетона, и начал быстро разбирать одну сторону, надеясь успеть до полной темноты. Висевший за спиной автомат — весьма весомый аргумент что бы не испытывать страх, но мне почему-то не хотелось оставаться один на один с покойником в кромешной тьме. Я не трус, но все равно неприятно. Всему виной — воспоминания из детства, тогда мне много раз приходилось просыпаться в ночной тишине рядом с умершими людьми. Это оставило свой неизгладимый отпечаток в моем сознании, и теперь, будучи взрослым и многое повидавшим егерем, все равно опасался молчаливого общения с мертвецами. Если бы не важность бумаги, что возможно лежала в кармане гнусавого — никогда бы не сделал того, что собирался, ещё и потому что к покойникам помимо брезгливо-настороженного отношения испытывал чувство уважения, особенно к месту их последнего покоя.
Скрепя сердце стал разбирать откос тщательно мною же возведённого керна, и эта работа была ни сколько не легче.
Я порядком вспотел и даже настолько увлёкся, так что когда неожиданно на месте обсыпавшихся камней появилась бледная рука с темными, словно накрашенными ногтями, невольно вздрогнул.
Вот черт!
Так и до инфаркта не долго!
Опять в штаны чуть не наложил, — с этой мыслью я стал ещё яростнее раскидывать камни, стараясь как можно быстрее покончить с этим делом. Затем, когда труп был наполовину извлечен из-под завала, схватился за расслабленную конечность и, что есть силы, потянул на себя. Тот неожиданно легко поддался и, я не удержав равновесия, плюхнулся в лужу, оказавшись с ним в тесной компании: мертвец, словно насмехаясь над моими страхами, упал сверху, приобняв меня правой рукой поперёк талии. Я в отвращении скинул с себя тело, и вскочил на ноги.
— Прости парень ничего личного, — сказал я вслух, разглядывая, где в облачении мертвеца могла скрываться заветная бумага. Очень уж не хотелось затягивать поиски.
Пересилив себя, бросил короткий взгляд на его запрокинутое омываемое струями дождя лицо покойника, и приступил к обыску.
Вскоре, я был вознагражден за свои страдания: под рваной накидкой скрывалась небольшая холщевая сумка, обшитая изнутри тонкой кожей для придания ей влагостойкости. Там, среди различной мелочи, я и нашел сложенный вчетверо заламинированный лист плотной бумаги.
Развернув лист, быстро не вдаваясь в детали, убедился в том, что это и есть предмет моих поисков. Положив карту на место, я засунул сумку за пазуху, и, борясь с искушением как можно быстрее покинуть это место, снова стал заваливать тело камнями. И только покончив с этим, со спокойной совестью смог вернуться в небольшую квартирку на пятом этаже одного из домов, где обосновался на ночь.
Здесь, в тишине и относительной безопасности под пляшущий свет конфорки я смог спокойно рассмотреть содержимое добытой сумки: ничего необычного она в себе не таила — несколько разнокалиберных патронов, мелкие монеты (всего двадцать пять рублей), пара старых батареек к карманному фонарику.
Самой ценной добычей среди всего была карта. Хотя картой её можно было назвать только условно. Это был схематичный план города до его упадка с обозначением лишь основных улиц и кольцевых магистралей и самых значимых ориентиров. Некоторые из них были выделены и скреплены между собой жирной корявой чертой. Больше походило не на указание маршрута, а на неаккуратный детский рисунок, да честно говоря, и на рисунок это не очень-то походило, так каракули какие-то не то буйного шизофреника в стадии обострения, не то запойного алкоголика.
Я почувствовал себя обманутым. И из-за этого мусора столько шума!? И это стоило жизни двух человек?!
Ничего не понимаю.
Ради чего я рискую, ради чего иду против своих принципов, и напрочь отказываюсь от них?
Крутя перед глазами карту, я не находил ей практического применения. Не понятно было от чего плясать. И прежде всего, потому что город в его теперешнем состоянии, представлял почти сплошные развалины. Для того что бы точно определить указанный маршрут прежде всего нужно было найти старые планы города. И у того кто эту карту составлял эти планы были. Из содержания письма явствовало, что составители произвольно наносили имеющийся у них график, на карту старого города сопоставляя определённые точки с наиболее значимыми ориентирами, пробуя различные комбинации, и проверяли их на практике. И делали они это после долгих исследований и разведок на местности, и, судя по всему, этот имеющийся у меня на руках вариант был окончательным. Так что ценность он имел не малую, но, не зная планировки застройки, эта карта всё равно не более чем кусок бумаги не годной даже на раскурку, поскольку была забрана в ламинат.
Мысли в голове лихорадочно роились и я, не зная, за какую ухватится, беспорядочно кидался то в одну, то в другую сторону.