Второе правило: чтобы дезинформация прошла, она должна быть как минимум на треть достоверной. Тут постарались наши умельцы технического отдела и бригада мозгоправов. Особенное усердие они проявили на мой счёт. Такой подробной фальшивой биографии, вплоть до детских воспоминаний к тому же, с наслоениями ещё одной подставной личности, не смог бы прописать ни один самый способный писатель, какой бы сволочью он ни был.
Моя личность очищалась от шелухи постепенно. Так же поэтапно прояснялись истинные мотивы всех самокопаний и поисков следующего ориентира. Запутанной получилась дорожка, радовало только то, что финиш близок…
— Согласен? — Переспросил Сергей.
— Без вариантов, — ответил я.
Вернулся Ким, оглядев нас с головы до ног, он расплылся в своей фирменной мерзопакостной улыбочке, и как ни в чём ни бывало сказал:
— Тяжелый был зараза. Ну, о чём сплетничали без меня?
Должен признаться суть моих чувств к этому козлу нисколько не переменилась с того момента как я имел удовольствие с ним познакомиться. Мне всё так же хотелось размазать эту слюнявую ухмылку ладонью по всему лицу, а после долго, долго отмывать руки. Но это конечно верх непрофессионализма, поэтому я улыбнулся в ответ и сказал:
— Во всяком случае, не о тебе.
— О себе я сам расскажу, — живо отозвался он, выкатил из-за пульта вращающийся стул, и, оседлав его по-ковбойски, закончил свою мысль:
— Мне жутко надоело прыгать по руинам этого богом забытого города. Надоело жрать тушёную собачатину с песком пополам. Надоело отстреливать сумасшедших отшельников и вас дураков егерей. Надоело изображать из себя няньку, для тебя, и ждать когда ты соизволишь, наконец, наиграться и выведешь нас отсюда! Какой идиот! придумал выморозить наши извилины! И почему я должен доверять тебе?
— А у тебя есть выбор? — Припомнил я Киму его собственные слова, сказанные им в первую нашу встречу.
Он ощерился как загнанная в угол крыса, оттолкнулся ногами от пола и вплотную подкатился ко мне, прижав колени спинкой стула, казалось, целую вечность сверлил меня своими ещё более сузившимися от гнева глазами, и после прохрипел в самое лицо:
— Не испытывай судьбу ребятёнок. Я пять с лишним лет как проклятый…
— Ким уймись! — Перебил его Сергей.
Тот моментально смолк, откатился на стуле обратно к пульту, достал откуда-то маленькую плоскую фляжку, задумчиво повертел её в руках, и словно смирившись со своим положением примирительно сказал:
— Ну, как знаете. — Затем откинул одним пальцем колпачок на флажке, приподнял руку в салюте и провозгласил короткий тост:
— Тогда со свиданьицем!
Он отпил маленький глоток, закрыл фляжку и перекинул её мне. Я отпил (это оказался домашний самогон на картофельных очистках, его ни с чем не перепутать) и передал Сергею. Тот тоже приложился и вернул фляжку Киму. Таким образом, мы скрепили наш союз не только кровью, но и чем покрепче.
Повисла долгая пауза.
Мы сказали так мало, но что-то ещё добавить ни у кого не нашлось слов. Всё-таки слишком разными мы были. Несколько лет проведённые на поверхности в чужих обличиях оставили на нас свои уродливые и, к сожалению, неизгладимые следы.
Я внимательно рассматривал своих, даже не знаю, как точнее их определить, товарищей компаньонов подельников, хотя скорее соучастников. Да, именно так — соучастников.
Я внимательно рассматривал своих соучастников и ясно видел, насколько мы не похожи. Один наёмник — падальщик мародёр и убийца и никогда уже от этого не отмоется. Второй вышколенный офицер медицинской службы ГГО, сделавший в короткий срок головокружительную карьеру благодаря весьма сомнительным достижениям, тоже — убийца, и, пожалуй, гораздо более изощрённый, нежели первый. Потому-что убивал с тонким расчётом с оглядкой на будущее а, не руководствуясь сиюминутной выгодой. Я, несмотря на открывшиеся факты своей прошлой и на этот раз настоящей жизни был и остаюсь егерем до мозга костей, и как бы, не желал обелить себя и выгодно оттенить свои достоинства на фоне чужих недостатков — убийца. Похоже это единственное что сплочало нас сильнее, чем общее дело…
И кстати о деле.
Остался один небольшой штришок к общей картине и именно здесь в здании «Водоканала», но это перед самым уходом, а теперь нужно хотя бы определиться со временем, которым мы располагаем.
— Сергей через сколько рассвет? — Нарушил я затянувшееся молчание.
Он мельком глянул на наручные часы и так же отрывисто ответил:
— Через четыре часа плюс минуты.
— Хорошо. Ким кто-нибудь из твоих подопечных может нас потревожить?
— Я так думаю, вестовую пару вы прикончили? — Спросил он.
— И тех, что сидели в засаде тоже. — Подтвердил я.
— Об этих олухах я даже не спрашиваю, это был подарок. Здесь мы можем спокойно задержаться дня на три-четыре, но я так думаю, мы скоро выходим?
— Через полчаса. — Ответил я.
— Тогда мне нужно точное направление.
— Мы идем в промзону к градирне.
— Ха, — усмехнулся Сергей, — всё возвращается на круги своя, чего-то такого я и ожидал.
Мы с Кимом не обратили внимания на его восклицания.
— Там выморочное место, никого нет, можно не опасаться. В крайнем случае, на месте сориентируемся. И если кого и опасаться, то твоих дружков егерей. Или.
— Тем лучше, собирайтесь, я в бомбоубежище скоро вернусь.
— Я с тобой! — Тут же встрепенулся Ким.
— Нет, — отрезал я. — Будь тут.
Я взял свое оружие, брошенное у стены. Сергей казался безучастным к моим сборам, а Ким прямо-таки приплясывал на месте, так ему хотелось отправиться со мной.
— Вернусь через двадцать минут, будьте готовы. — Как мог, успокоил его, проверяя на всякий случай свой фонарик-жучок.
Паренёк лежал там, где мы с Монахом его оставили, только подобрался ближе к наваленным коробкам и опрокинулся на бок. Похоже, что какое-то время он безуспешно пытался освободиться от пут, но лишь содрал кожу на запястьях, а на левой руке проволока глубоко врезалась в плоть. Теперь он угомонился, и при моём появлений, не проронил ни слова — замер как ягнёнок под ножом.
Некоторое время я возвышался над ним как бы в раздумье как поступить. Уверен именно эти мысли бешено сновали в его извилинах, такого эффекта я и хотел добиться. Он должен быть смирным, когда я его освобожу и внимать каждому моему слову с благоговением и обожанием. Может выдержанная мною пауза и была излишня, поскольку новобранец перетрусил дальше некуда, но мне хотелось нажать на него ещё больше.
Я спустил с плеча автомат и поставил его на пол, прислонив к шкафу, поднял штык-нож парня и собрал из него кусачки, вставив в прорезь лезвия выступ на ножнах.
Сначала освободил его ноги, затем с осторожностью пропустил между плотно стиснутых рук грубое приспособление, предназначенное как раз для этих целей, и одним быстрым движением перекусил проволоку на руках. Пленный со стоном выпустил воздух из лёгких. Я помог ему сесть. Он прижал к себе отекшие руки и, кривясь от боли, стал поочерёдно их разминать, при этом кидая, как ему казалось, украдкой, взгляды то на мой автомат, то на свой.
— Если, вдруг, ты дотянешься до оружия, что ты собираешься с ним делать? Тебе даже не нажать на курок. — Сказал я и бросил ему нож. Он неуклюже поймал его, попытался сжать в кисти — тут же выронил на пол.
— Вот видишь. Покажи что там.
Он выставил вперёд левую руку, обратив ко мне тыльной стороной. Рана не была серьёзной, но наверняка, очень болезненной — длинный тонкий около сантиметра в глубину разрез.
— Посиди минутку я сейчас.
Я не опасался открыть ему спину, он должен мне полностью довериться, поэтому я не взял с собой автомат. Ушел спокойно с достоинством, но старался не переигрывать. В конечном счёте, мальчишка был всего лишь небольшим дополнением к уже отзвучавшей пьесе, и если он решится на необдуманный подвиг, монументом ему станет дыра в полу, которую я с лёгкостью пробью из пистолета, если только вдруг услышу малейший шорох позади.