Поднявшийся с первого этажа большой круглый стол действительно демонстрирует макет детского центра. Только вот комплекс зданий почти не видно из-за того, что сверху на них в позе эмбиона уложено тело той самой журналистки, которая особенно эмоционально приветствовала меня перед входом в администрацию. Той, с яркой зеленой блузкой и высоченными шпильками. Туфли, кстати, лежат рядышком, точнее, одна вещь из пары стоит вертикально, а другая аккуратно уложена чуть впереди, словно какой-то злой художник собирался зарисовать обувь именно в таком положении. Острый каблук лежащей туфли испачкан кровью. Откуда она, я понимаю почти сразу, увидев пробитый висок девушки. Правда, судя по всему, с брюшиной тоже что-то неладное, поскольку на макет именно с той части, скрытой согнутыми коленями, вытекает кровь. Юбка вместе с колготками разодрана по бедру, на котором, благодаря отнятому у меня свету, выжжена картинка. Чтобы увидеть ее, приходится протиснуться в первый ряд зрителей.
"Не обижайте Виолу. Она моя", - гласит вытатуированная на плоти надпись ...
Поборов приступ тошноты, я еще раз пробегаю взглядом по девушке. Крыльев на обозримой кожной поверхности нет. Топорная работа...просто на привлечение внимания. Возможно, не поверил, что Аврелий все-таки решится притащить меня на званый вечер. А тут очень удачно подвернулась выскочка-журналистка, ставшая символом его отношения ко мне. Поза эмбриона - связь с детством. Я понимаю его мотивы. Он считает меня ребенком, которого вправе воспитывать он один как наиболее компетентный представитель взрослого поколения. Все остальные дети будут наказываться. А его Виола неприкосновенна...
- Что вы здесь делаете? - несмотря на всеобщую истерию, постепенно овладевающую залом - некоторые впечатленные зрелищем люди начинают стремительно покидать помещение, оставляя, похоже, большинство стражей в гражданском - я слышу сквозь шум и не прекращающиеся причитания спокойный голос Аврелия, протиснувшегося ко мне сквозь толпу. Он хватает меня за руку и начинает тащить к тому месту, где я должна была ожидать его возвращения. Сейчас там стоит Виктория. Очевидно, она свою миссию на сегодня выполнила. Очевидно, сейчас мне предложат покинуть здание администрации. Очевидно...
- Куда мы идем? - спрашиваю я Гарда, когда Виктория присоединяется к нам, и почти дружной тройкой мы направляемся к выходу.
- Обратно в машину, - делится соображениями Гард. - Вас не должны увидеть вместе, я подозреваю, что мое спокойствие сейчас может дать сбой, если мы не уедем.
С Гардом? Снова? Ну уж нет, я наслушалась его чуши на вечере, я хочу домой. И домой - вместе с Грионом. В конце концов, именно он является моим непосредственным начальником. А я сейчас на задании. Я вырываю руку из захвата Аврелия и ухожу в сторону, стоит нам только пересечь выход из большого банкетного зала. Люди вокруг снуют туда и обратно, кто-то в панике, кто-то с явным желанием навести порядок, и по их сосредоточенным взглядам я узнаю стражей при исполнении. Ненавижу. Всех их ненавижу!
- Виола, вы должны отправиться со мной. Завтра, обещаю, вы окажетесь у Инквизиторов, - уговаривает меня Судья, и я ощущаю, как изнутри поднимается волна холодной ярости.
Еще и ночь провести неизвестно где? С Гардом? А Виктория что - тоже будет обязанности стража выполнять? Меня начинает заносить, и я поднимаю на Аврелия спокойный взгляд, произнося каждое слово расчетливо и отлично понимая, что не берусь судить о реакции:
- Вы видели, в какой позе Ангел уложил девушку, мистер Гард? Поза эмбриона. Она означает, что только он имеет на меня исключительные права. И все, кто решит покуситься на его сокровище, получат по заслугам.
- Что вы хотите этим сказать? - недоумевает Гард, и я понимаю, что пришло время для решающего удара.
- Вы говорили, что Ангел не трогает детей. Так ли вы в этом уверены, Аврелий?
- Я не понимаю вас, Виола... - хмурит брови Гард.
- Вы знали, что ваша жена была беременна?..
- Нет, - четко, видим, еще не осознавая выданной мной информации, отвечает Судья. - Она в тот день собиралась идти к целителю...о, Боже!
Мужчина смотрит на меня долгим осознанным взглядом. Спокойствие покидает его медленно, уступая место чувству потери и одиночества. Кажется, сейчас я увижу настоящего Гарда - того, которого сломала смерть жены. Того, который хватается руками за голову и с глухим стоном падает на пол, сгибаясь в три погибели. Виктория смотрит осуждающе. Плевать. Она не знает, каково это. Она не знает, сколько мучений причиняет мне спокойствие Гарда. И какое удовлетворение приносит, наконец, уравнивание наших эмоциональных состояний. Хотя Гарду, конечно, далеко до того ужаса, который испытала Александра.
На мгновение наши глаза встречаются, и я вижу перед собой не его, а Гриона. Гриона, убитого новостью о потере ребенка. Меня пронзает ужас от осознания того, что я только что сотворила с человеком, пытающимся войти в прежнее русло бытия. Душу поглощает практически животный страх от мысли о том, что состояние Аврелия станет доступным Гриону. Господи...что же я наделала!
- Позаботьтесь о нем, Виктория, - прошу я девушку, склонившуюся над Верховным Судьей и придерживающую его за плечи.
- Мне нужно защищать и вас, - не соглашается та, но я уверенно качаю головой:
- Не придется.
Рука сама тянется к кольцу, и я быстрее, чем успевает сообразить не подозревающая о свойствах вещицы девушка-страж, поворачиваю его на пальце. Реальность меркнет перед глазами, я исчезаю из здания администрации в неизвестность. Нет, к Гриону мне сейчас нельзя. Иначе я убью его, как и Гарда, просящейся наружу правдой. Нет...я не могу так поступить с ним. Я хочу туда, где меня выслушают, несмотря ни на что.
Когда заканчивается перенос, я еле стою на ногах. Если все действительно должно происходить подобным образом, то я никогда больше не стану использовать это дополнительное свойство артефакта Куинна О'Саливана. Нагрузка побеждает: я падаю на колени в темном переулке, пытаясь смягчить удар ладонями, но получается из рук вон плохо. Во всяком случае, на ногах точно останутся царапины и синяки. Но это сейчас не самое главное. Мне нужно понять, куда занесли меня собственные желания. И именно из такого положения - на четвереньках, испачкав в пыли однополосной дороги новое платье - я и начинаю обозревать местность.
Темная вечерняя улица. Спальный район, двухэтажные частные дома. Очертания до того знакомые, что приходится поневоле замотать головой, чтобы улучшить кровоснабжение мозга, но зажегшаяся на ближайшем из коттеджей вывеска с номером 24 порождает смутную догадку. Если я права, то слева от меня и немного сзади...должна находиться парикмахерская Сомали! Я вздрагиваю, когда понимаю, куда именно попала. И если меня вынесло к дому на Зеленой улице, значит, совсем не к смуглянке надо идти. И если уж зажглась вывеска, значит, хозяйка...
- Что это ты тут делаешь, Виола? - на плечо ложится худая рука Дайны, а сама она, наклонившись, с тревогой смотрит на меня.
- Дайна...Дайна! - всхлипываю я, начиная тянуться к ней в поисках понимания.
Она безмолвно раскрывает объятия, а я с удивлением отмечаю, насколько крепкие у женщины руки. И пока я избавляюсь от первой порции рыданий, Дайна медленно, но верно ведет меня к крыльцу своего дома.
- Вот так-то лучше, - удовлетворенно приговаривает она, доставая из кармана просторной ветровки ключи, а меня усаживая на скамейку рядом с дверью, укладывая рядом объемную и тяжелую на вид сумку. - Погоди немного, сейчас открою и пойдем пить чай. Или коньяк. Хочешь коньяк? - внезапно начинает веселиться она. - Ты представляешь, сегодня мой зять притащил в лечебницу Святого Защитника ящик коньяка!
Я вытираю слезы и тоже начинаю заражаться ее настроением:
- А шоколад? Коньяк нужно с шоколадом.
- Конфеты. Не додумался больше ни до чего! - махает Дайна рукой и наконец-то открывает неподдающуюся дверь. - Я все никак не могу поверить. Рен беременна. Тео на седьмом небе от счастья. Пойдем в дом, Виола.