Я непочтительно зевнул. Тарас еще долго мог гнать картину, пущать полканов и тесать пролетария. Требовалось чем-то себя занять на период капустника.
В кабинете находился немолодой генерал с узким лицом, печальными глазами и глубокими залысинами. Это и был Ваграм Суренович Туманян, верховный католикос всея военно-космической мощи России. То есть товарищ весьма знающий.
Я подсел сбоку, шепотом поздоровался, попросил ввести в курс дела. Генерал кивнул в сторону экрана и с легким акцентом сказал:
— Это лучше показывать, Владимир Петрович. Подождете?
— Ладно, потерплю, — сказал я.
И от нечего делать принялся строить догадки о том, что же за связь открылась между экспортом нефти, критическими днями примадонны Большого и околосолнечными просторами. Пришел к выводу, что дело в просторах. Верилось с трудом, сильно разило Голливудом, но другие объяснения получались еще менее приличными. Когда Инну Чижикову жертвуют испанцам, а она у нас такое же национальное достояние, как и нефть, только пахнет лучше, тогда все дело пахнет подозрительно.
Подозрение начало пухнуть после того, как Тарас взялся направо и налево отдавать распоряжения о срочных закупках в госрезерв. Чаще всего упоминались палатки, продовольствие, медикаменты, питьевая вода и дизельное топливо, — весьма красноречивая комбинация. Мало того, Верховный Главнокомандующий повелел, не считаясь с жертвами, выгнать тараканов из бомбоубежищ страны. Я сидел и трепетал.
Отзвонившись, Тарас потянулся, хрустнул позвонками, секунду мрачно смотрел в стол, а потом сказал:
— Ну, что ж, Ваграм Суренович.
— Повторить сначала? — спросил Туманян.
— Да, уж извините. Вот Владимира Петровича требуется в курс дела ввести. Ну и мне полезно еще разок вдуматься.
Генерал вынул из портфеля ноутбук и погладил сенсорную зону. На большом экране, изображавшем звездное небо, тут же появилась желтая стрелочка указателя.
Несколько суток назад один из наших разведывательных спутников столкнулся с микрометеором. Платформа потеряла ориентацию и начала вращаться. В результате вместо территории Сомали было получено несколько снимков космического пространства. Дежурный офицер проявил инициативу…
— К награде, — сказал Тарас.
— Слушаюсь. Вот это, — Туманян обвел указателем мелкое пятнышко в центре стенного экрана, — военными астрономами расценивается как неизвестное космическое тело. Скорее всего, блуждающий астероид. Естественно, мы начали его фотографировать сразу с нескольких спутников через определенные промежутки времени. Выяснилось, что относительно Земли объект движется со скоростью свыше тридцати четырех километров в секунду. Сегодня в восемь сорок пять по московскому времени удалось вычислить его орбиту. Сейчас мы с уверенностью можем сказать, что через сто тридцать шесть суток и девятнадцать часов неизвестное тело окажется примерно в том же самом месте, где будет находиться и наша планета. Вот, собственно, и все.
— Володя, у тебя есть вопросы? — зевая, спросил Тарас. Видимо, не выспался, гарант конституции.
У меня же сна не было ни в одном глазу.
— Помилуйте! Если я правильно понял, через сто тридцать шесть суток будет конец света?
— Да, в мае. Двадцать шестое число.
— А какова погрешность в расчетах?
— Плюс-минус двадцать пять тысяч километров, — сказал Туманян.
— Так это ж — два диаметра Земли. Быть может, мы разминемся?
— Маловероятно. При сближении Земля начнет притягивать к себе этот камень.
— Так. И какова его масса?
— Трудно сказать, далековато еще. Но астероид не очень крупный, вряд ли больше трех километров в поперечнике.
— Даже если и один километр, нам мало не покажется, — сказал Тарас. — Не так ли?
— Не покажется, Тарас Григорьевич.
На большом президентском экране вновь появилась схема Солнечной системы. Только на этот раз там был изображен слегка изогнутый пунктир, упирающийся в третью от Солнца планету.
— Почти прямое попадание, — сухим голосом сказал командующий космическими силами.
— Невероятно, — пробормотал я.
— Еще как вероятно. Семьдесят шесть процентов. Известно даже приблизительное место падения. Где-то в районе Исландии.
При этих словах Тарас кивнул и постучал пальцем по большому президентскому глобусу. Показал нам Исландию. Но мне все не верилось.
— А это не комета?
— Объект находится слишком близко от Солнца, — генерал кивнул на схему, — на таком расстоянии у кометы обязательно появляется газовый хвост. Но хвост отсутствует, даже признаков нет. Это твердое тело, Владимир Петрович. То есть астероид. Да и комета, откровенно говоря, была бы не многим лучше. У каждой кометы кроме хвоста есть еще и ядро. Даже если оно ледяное, бед получится много…
Потом мы замолчали. Я сидел оглушенный, Туманян — самоуглубленный, а Тарас барабанил пальцами по столу, была у него такая скверная привычка.
За стенами кабинета располагался Кремль, за его пределами шумел многомиллионный город, вокруг Москвы имелась Россия, а по сторонам располагалось все остальное, ничего не подозревающее человечество. А еще дальше, в черном космосе, по какой-то неведомой причине сорвалась с вековечной орбиты сама смерть. Случилось то, о чем тысячу раз предупреждали астрономы и фантасты и во что никак не хотели верить политики. Хотя все мало-мальски мыслящие люди прекрасно понимали, что когда-нибудь этакое произойдет, почему-то казалось, что случится оно не при нашей жизни (еще этого не хватало!). Вот пусть потомки и расхлебывают…
— Хватит молчать, — сказал Тарас. — Ваши предложения?
— Собрать совбез, — автоматически сказал я.
Подумал и добавил:
— Расширенный. С академиками.
— Уже собирают. А до того?
— Подготовить пилотируемый корабль для изменения траектории астероида мы уже не успеем. В сущности, вариант только один, — осторожно сказал Туманян.
— Ракетный бой с камнями?
— Так точно.
— Начальник Генерального Штаба согласен?
— Полностью.
— А «Одиссей» нам не поможет?
— «Одиссей» уже у самого Марса, Тарас Григорьевич. Времени не хватит.
— А второй корабль? «Синдбад», кажется?
— Еще только проходит тестовые испытания. Пока не готов. И будет готов не скоро.
— Ну что ж. Пора вынимать головы из песка. Ваграм Суренович! Ваше предложение утверждаю. Все наши космодромы — на военное положение. Плесецк, Капустин Яр, Свободный.
— Байконур?
— Тоже. С Казахстаном я договорюсь.
— Слушаюсь. А что делать с космодромом Куру во французской Гвиане, а также с платформой «Морской старт»?
— Тут потребуются согласования с Еврокосмосом, французами и норвежцами. А мне к концу дня уже надо знать, сколько ракет, в какие сроки и с какими боеголовками мы сможем отправить навстречу каменному гостю. Только реально, с учетом всего нашего разгильдяйства.
Туманян усмехнулся.
— Коэффициент разгильдяйства у нас не выше американского.
— Хватит считать дядю Сэма пределом возможного. Берите пример… ну, вон с китайцев.
— Есть не считать дядю Сэма.
— Кстати, американцы-то знают? — спросил я.
— Американцы? — переспросил Тарас. — Видишь ли, как истинный хохол, я должен извлечь из ситуации кое-какую выгоду для Московии. Но все имеет свои пределы, конечно. Опасность такова, что замалчивать ее может только сумасшедший. Скоро буду звонить и в Вашингтон, и в Пекин, и в Нью-Дели. Потом пойдут официальные сообщения для ООН, Всемирного парламента. Ну и так далее. Исландского посла уже ищут по ночным клубам.
— Ищут где?
— Да по ночным клубам. У них опять проснулся вулкан с каким-то непроизносимым названием. Видимо, по этому поводу и загулял викинг.
Я не понял связи между вулканом и загулом посла, но уточнять не стал. Были вопросы важнее.
— Послушай, скоро пронюхает пресса. Большой шум поднимется. Ситуация на фондовых рынках…
Тарас сморщился.