– Директивы из Кремля идут офигительные! – Политический персонаж потряс наушниками, вынутыми из ушей, и радостно засмеялся. Феи тут же подхватили его веселое настроение. Политик был еще достаточно молод и потому весьма игрив.
Он почтительно раскланялся с Потоцким и присел около фей, которые тут же предложили обтереть его кремом для загара.
– Нужно каким-нибудь защитным кремом, чтобы поменьше загара... – озабоченно сказал политик. – А то, знаете, вернусь в Москву, а Владимир Владимирович опять строго так спросит, где это я загорал...
– Вы прямо вот так?.. – восхищенно спросил коротышка.
– Работа такая, – уставшим и мудрым голосом сказал политик. – А мы с вами, по-моему, где-то раньше виделись, да? Уж не в Куршавеле ли прошлой зимой?
– Так точно, – зарделся от счастья коротышка.
– Правильно, – задумчиво сказал политик, глядя в морскую даль. – Туда нужно летать. Кто не в Куршавеле, тот против нас! – И он опять жизнерадостно засмеялся своей тонкой шутке.
Потоцкий был рад появлению на пляже политического персонажа. Внимание коротышки и трех фей теперь было сосредоточено на нем. Потоцкий облегченно вздохнул, прилег на спину и прикрыл глаза. Конечно, он мог бы спокойно валяться на собственном пляже, который был также предусмотрен в его бухточке. Но такая причуда в его модель поведения не вписывалась. Крупный финансовый магнат, прибывший отдохнуть и развеяться на Крите. Нужно было лишь одно: чтобы о появлении этого магната узнали не только соотечественники, но и кое-кто за оградой отеля. Теперь, когда прошла неделя, эта задача, похоже, уже была решена. Теперь совсем не стоило резко менять свое поведение. Осталось ждать совсем недолго. До вечерней встречи в клубе «Какаду». Вопрос заключался в том, куда придется лететь после этой встречи. Потоцкий был почти уверен в том, что тот, кого он так ищет, находится совсем не на Крите. Наверное, где-то поближе к Германии. Вот только где? «Потерпи, совсем скоро узнаешь», – сказал сам себе Потоцкий.
5
У клуба «Какаду» вечером было настоящее скопление дорогих автомобилей. Здесь будет людно, подумал Потоцкий. Странно, что они предложили такое место. Или они настолько уж уверены в своей проверке Потоцкого... Хорошо бы, если так. Но в любом случае похоже, что они не опасаются того, что он придет сюда в компании с кем-то невидимым. Иначе этому невидимому было бы очень легко шмыгнуть следом за Потоцким и быстро раствориться в толпе.
«Однако я не назвал бы это элитным местечком», – думал Потоцкий, пробираясь через многочисленных посетителей к стойке с барменом, – свободных столиков здесь вообще не было видно. И очень много табачного дыма. И что-то еще... Потоцкий сразу не смог понять, что именно. Какая-то странность присутствовала в этом клубе... Бог ты мой! Быстро осмотрев столики, он наконец все понял. И тут же вспомнил непонятное удивление портье в отеле. В клубе не было женщин. То есть вообще не было. «Какаду» оказался гей-клубом.
Потоцкий мог бы предположить любую неожиданность, но только не такую. Где это видано, чтобы важную деловую встречу незнакомому бизнесмену назначали в гей-клубе? Вариант первый. Его телефонный собеседник просто не знал про ориентацию клуба, он ведь тоже не из этих мест... Вполне вероятно...
Размышляя над вариантами, Потоцкий с ужасом узнал в одном из посетителей одного из своих соотечественников, которого до этого встречал уже в отеле. Это был модный в Москве художник. Ужас усилился, когда художник, в свою очередь, тоже заметил Потоцкого и начал пробираться к нему.
Так... Вариант второй. Этот проклятый Эрик Густавссон, звонивший ему сегодня утром, сам голубой. Да ладно бы просто голубым. При таком варианте выходило, что он очень невоспитанный и агрессивный голубой, если позволил себе назначить встречу в таком месте. С другой стороны, выбрав веселый клуб «Какаду», гей Густавссон много что выигрывал. Он-то здесь в привычной обстановке, чего никак не скажешь о Потоцком, на которого уже кидают нескромные, хотя и вполне приветливые взгляды местные завсегдатаи. Преимущество на стороне Густавссона. Второе явное преимущество – сам фактор неожиданности. «Не слишком ли уж все тонко?» – оборвал сам себя Потоцкий. Но если нет, то остается третий вариант. И он-то – самый нежелательный...
– Какая приятная встреча!.. – дыхнул на Потоцкого художник хорошим коньяком. – Как здорово здесь встретить именно вас!..
Оставалось непонятным, что он имеет в виду – здорово встретить соотечественника или... Хотя что ж тут было непонятного?.. Вряд ли он имел в виду соотечественника. Художник имел в виду, что здорово встретить именно в таком месте соотечественника, потому что этот соотечественник...
– Мы знакомы? – обреченным голосом спросил Потоцкий, только чтобы оттянуть развязку.
– Вы не помните меня? – нежным голосом спросил художник.
– Простите?..
– Там, на пляже... – В глазах у художника появилась нехорошая поволока, и он почему-то сразу перешел на ты: – Я сразу обратил на тебя внимание. Какой торс...
– Правда? – только и смог сказать Потоцкий, тут же чертыхнувшись про себя. Более неудачной реплики в этой обстановке он придумать не смог.
– Я буду тебя рисовать, – строгим голосом сообщил художник.
– Может, лучше выпьем?.. Для начала, – нашелся Потоцкий.
– Грамотно, – кивнул художник и щелкнул пальцами бармену.
...Вариант третий, он же – самый нежелательный. Ему просто не поверили. А приглашение в «Какаду» – своего рода насмешка. Легкая пощечина при проигрыше. Нет, лучше бы уж Густавссон оказался хамоватым геем. Впрочем, стоп. Возможен еще и четвертый вариант. Они перестраховались, как и должны были сделать. Тогда все нормально. Тогда ничего странного. Тогда даже нужно признать за ними тонкое чувство юмора. Если это вариант четыре, значит, нужно только выйти отсюда... Просто выйти, и где-то на улице его встретит Эрик Густавссон. А кто-то еще, наверное, сидя в машине, припаркованной неподалеку, сможет четко отследить, есть ли у Потоцкого тайный сопровождающий или нет. Ну конечно, четвертый вариант. Они и не должны были ему верить, они же серьезные парни. Тогда все встает на свои места. Тогда все правильно... Все, кроме одного, мрачно понял Потоцкий. Если он сейчас выйдет из клуба, влюбленный художник поплетется за ним. И как раз сыграет роль этого сопровождающего.
– Давай выпьем, друг, – проникновенно сказал Потоцкий, налив коньяком до краев стакан художника. Интересно, он правильно сказал это «друг»? Он же не знает, как они называют друг друга.
– Ты понял, что я буду тебя рисовать? – опять строго спросил художник.
– Конечно, понял... котик.
– Фу! – поморщился художник. – Обойдемся без пошлости.
– Прости, обойдемся без пошлости! – охотно поддержал его Потоцкий и как можно ласковее сказал: – Ты подожди меня здесь, ладно? Я ненадолго отлучусь.
Отойдя на несколько шагов и убедившись, что художник потерял его из виду, Потоцкий торопливо прошмыгнул к выходу.
Он не ошибся. Это был четвертый вариант. Он едва успел сделать несколько шагов и закурить, как рядом с ним остановился вроде бы случайный прохожий.
– Эндрю? – спросил глубокий бас Эрика Густавссона.
Потоцкий угрюмо кивнул. Швед понимающе усмехнулся:
– Надеюсь, вы простите меня за это маленькое недоразумение?
– Это было забавно, – холодно сказал Потоцкий. – Главное, чтобы это недоразумение у нас было последним.
– Разумеется. – Густавссон перестал улыбаться. – Я знаю здесь неподалеку место поспокойнее. Пять минут пешком, не возражаете?
Они не сделали и нескольких шагов, как вдруг Потоцкий услышал сзади громкий и укоризненный голос:
– Это нечестно!
Он знал, что это говорил пьяный художник, который сейчас стоял за их спинами и с упреком смотрел вслед.
– Ты – шлюха! – крикнул художник.
К счастью, Густавссон не понимал русского языка. «Только не вздумай оборачиваться!» – мысленно взмолился Потоцкий. Швед, впрочем, и бровью не повел. Он шел вперед уверенным шагом.