— Назовете его? — Юрьев насторожился, это большая проверка.
— Назову. Если будет необходимость.
Ну, тут пока все ясно, Томин переключается на допрос Ландышева, его ведет еще незнакомый ему следователь.
— Это Вася Канделаки, — поясняет Пал Палыч. — У Юрьева — шахматы, у Канделаки — театр.
Действительно, Василий Канделаки — следователь иного склада, чем Юрьев. Если последний немногословен и в идеале бесстрастен, то Канделаки эмоционален, любит поговорить, при случае поактерствовать, попритворяться.
— Ну и как вам жилось в Европе? — нежно улыбается он Ландышеву. — Где вы в основном обитали?
— Да всюду болтался, — «откровенничает» Ландышев. — Хотелось свет повидать.
— Это распространенное желание, вполне понятное. Неплохо зарабатывали?
— Не, я в ихнюю жизнь не вписался… Но вернулся, конечно, с опытом рыночной экономики.
— Как судьба причудливо поворачивается! Уехал простой счетовод — возвратился владелец страховой компании. Вы ведь сразу по возвращении основали компанию? Не олигарх, положим, но все же… Какой взлет! — Канделаки играет восхищение. — Поделитесь опытом, как добывались средства?
— Деньги я получил от друзей.
— Живут еще на Руси добрые люди. Живут. А кто они? — с умильной улыбкой.
— Займы были конфиденциальные. Носили частный характер. Не могу оглашать, — в тон следователю «извиняется» Ландышев.
Тут Томин не выдерживает и комментирует:
— Еще бы он огласил. Большие друзья — ограбленные ювелиры.
— А как он, кстати, перевел деньги сюда? — спрашивает Знаменский.
— Через подставную фирму.
— Ее засекли?
— Паша, все документы числятся утерянными… — вздыхает Томин.
Он нажимает другие кнопки на пульте, следя, как идут дела в остальных комнатах, слушая минуту оттуда, минуту отсюда.
— Вернись-ка к Юрьеву, — говорит Пал Палыч. — Он, кажется, ухо навострил.
Юрьев и впрямь подобрался к интересному моменту: страховка у Ландышева значительно дороже, чем в других фирмах.
— Насколько?
— На сорок процентов, — с заминкой признается Авдеев.
— Что же побудило вас сменить прежних страховщиков?
— Да ведь на дорогах разбой. У меня вот шло пять трейлеров. Вдруг поперек шоссе стоит сгоревший автобус. Машины тормозят. Из леса выскакивают мужики в масках. Шоферов — на обочину. Кто сопротивлялся — избил. Трейлеры угнали и перегрузили. И с концами.
— И тут вам предложили иной вид страховки?
— Н-нет… не предложили, я прочел в газете.
Авдеев соврал — Юрьев замечает.
— Давайте разбираться. Сколько было нападавших? Чем вооружены? Какой груз? Где нашли пустые машины? Куда заявляли?
— Юрьев двинулся за деталями, это надолго, — определяет Знаменский и переключает монитор: как там Канделаки?
Канделаки между тем вышел на ту же тему:
— Есть, знаете, некая зависимость между грабежами на шоссе и появлением у вас новых клиентов. Из числа пострадавших, — он источает подчеркнутую благожелательность. — Следите за моей мыслью, если ошибусь, поправьте. Доставщики грузов имеют неприятности — переходят к вам под крыло — неприятности кончаются.
— Естественно, мы же даем сопровождение!
— Но ни одной схватки разбойников с вашей охраной не было, верно?
— Ой, не накликайте! — «пугается» Ландышев и плюет через плечо; он тоже не прочь поломать комедию.
— По-моему, вам опасаться нечего. Другие машины подвергаются нападениям, но с вашей страховкой проходят свободно. Похоже, грабежи выборочные. Кто-то, похоже, корректирует, кого грабить, кого нет. Как вам мой вывод?
Ландышев злится: все эти улыбчивые заходы следователя ему не нравятся. Но внешне он сохраняет как бы доверительный тон:
— Вполне возможно. Грабители внедрили куда-то своих наводчиков и нападают, когда безопасно.
— Мой дорогой, у вас ясная голова! А что вы скажете о случаях, когда разбойники ничего не брали, но портили груз? Ломали, вскрывали? Будто вразумляли доставщика — иди, дурак, страхуйся с сопровождением! По иронии судьбы вы в прямом выигрыше.
— Ну… можно сказать, логика жизни толкала ко мне людей.
Томин, наблюдая поведение Ландышева, констатирует:
— Психует. Пойду-ка подключусь, Паша. Тряхну на слабину.
Идти Томину недалеко. Две двери миновал, в третью вошел. Вошел хозяином — и сразу:
— Поговорим о пропавшем гражданине Нуриеве.
У Ландышева при виде Томина слова застревают в горле, и он с трудом произносит:
— Да я уже сказал, что ничего не знаю.
— Вы-то сказали, да я не верю. У вас есть знакомые в зоопарке?
— Где?
— Вы слышали.
Так как Томин не садится, то и Ландышев невольно поднимается, одергивает пиджак, чуя в пришедшем имеющего власть. Вот как жизнь учит! Был свой парень Саша, «разный товар» в Грозный возил, от Магомедова рекомендацию имел… Когда это было — позавчера? Третьего дня?
— Нет у меня знакомых в зоопарке. Ни людей, ни зверей.
Вопрос ему непонятен, совершенно дурацкий вопрос, но тон ответа вежливый.
— А среди ветеринарных врачей?
Ландышев смотрит недоумевающе, пробует осторожно пошутить:
— Я лечусь у терапевта. Зачем мне ветеринар?
«Как раз ветеринар тебе и нужен, — мысленно острит Томин. — Который по волкам и шакалам».
— Сейчас объясню, — говорит он вслух. — Нуриев был убит. Вас это не удивляет, верно? Но сначала в него выстрелили усыпляющей капсулой.
— Да?.. Интересно… Но я при чем? Я ведь, честное слово, чист, как ангел!
Повозившись с Ландышевым еще немного, прозондировав в нескольких местах, Томин возвращается к Пал Палычу сверить живые впечатления с мнением «человека со стороны».
— Саша, а ведь Ландышев не знает подробностей убийства: ампула и прочее, — встречает его тот.
— Не знает, — соглашается Томин. — Не его люди убирали Нуриева. Китаева права: простое заказное убийство.
— Прекрасная мысль, с которой ты еще год будешь сидеть в Москве, в моем прекрасном обществе.
— И погублю карьеру. Я не могу даже заикнуться: дескать, здорово, Крыса ученая. Он выйдет и растворится в воздухе. И опять ищи его по всему свету, — сетует Томин, следя, как Ландышев на экране прощается со следователем и направляется к двери. — Когда раскрутишь эти дорожные грабежи?
— Трудно сказать.
— Паша, да ведь явный рэкет!
— Да, но… надеяться могу только на своих. Привлекать территориальные органы опасно.
— Почему? — изумляется Томин.
— Возможна смычка с криминалом… Ты немного отстал от нашей действительности.
— Так все худо?
— Если оглянуться на историю, бывало хуже.
Посидев на диване плечом к плечу с другом, Томин подводит итог:
— Раз так обстоит дело, наш главный интерес — новый приезжий иностранец.
— Наружное наблюдение установлено.
Наружное наблюдение, проще наружка, а еще проще — слежка — штука вроде бы нехитрая. Ходи, смотри. Отходил свою смену — подай рапорт, дескать, в такое-то время объект вышел из адреса такого-то, поехал (или пошел) в адрес такой-то, пробыл там столько-то часов (или минут). При этом виделся с тем-то, передал ему нечто (описание вещи), затем пошел (поехал) в адрес такой-то, где обедал за одним столиком с женщиной, личность которой не установлена (следуют приметы), и так далее и тому подобное, порой до бесконечности, если «объект» ведет подвижный образ жизни.
Но это штука нехитрая лишь на первый взгляд. В действительности же она требует искусных исполнителей, чтобы «объект» не засек «хвост». Знаменский обещал поручить Коваля хорошим людям, и тот пока «хвоста» не замечает.
Он подходит к юрисконсультации.
— Меня ждет Валентина Николаевна, — бросает дежурному.
Валентина Николаевна предупредительно встает навстречу ему, просит садиться.
— Все сделано, что можно. Но, к сожалению, сведения несколько огорчительные.