— Ты точно знаешь, что у меня получится? — воодушевился Джеми.
Сейчас он настоящий, и Фрида чувствовала, как крепнет связь между ними, количество невидимых нитей растет. Поэт обращается к поэту.
— Давай договоримся, что я приду завтра вечером, и, если ты не напишешь ничего, я отберу у тебя эту замшевую куртку. Заключим пари, в общем.
— Ладно. — Джеми горел нетерпением. — Договорились. А что я получу, если выиграю его?
— Как что? Песню. Одну классную сторону сингла.
Джеми бросил на нее взгляд, который всегда приносил ему успех у нянечек в больницах.
— Этого мало.
— Мало? — Девушку охватило смятение. — Один поцелуй. Может быть, — добавила она нехотя, хоть чувствовала, что просто умирает от желания поцеловать этого странного парня.
Джеми, может, и написал бы обещанную песню, но часов в одиннадцать ему позвонила Стелла, а он никогда не мог отказать женщине, особенно если на этой женщине намеревался жениться. Поэтому он схватил со стола куртку, сунул ноги в ботинки и ринулся вниз. В вестибюле портье уже ловил для него такси. Но до телефонного звонка он успел написать целых две строчки: «Когда я с тобой, я полностью твой. И мир остальной мне чужой». Хотя эти слова и казались ему наглой ложью.
— Поосторожнее, парень. Не натвори дел, — сказал ему портье Джек Генри, усаживая в такси.
Джеми понял, что он выглядит довольно странно.
Такси увезло его в Кенсингтон, где жила семья Стеллы. В тот вечер родители уехали в гости к друзьям, и Стелла со своей сестрой Марианной намеревались повеселиться. Как можно было решиться оставить этих девушек одних, Джеми просто не мог представить. Он даже самого себя счел бы более достойным доверия. Эти сестрицы были самыми неуправляемыми на свете девахами, вечно прикрывающими проказы друг друга и вечно враждующими с остальным миром. Джеми мог бы поселиться здесь, в Кенсингтоне, у своей невесты, катаясь как сыр в масле, вместо того чтобы торчать в третьеразрядном отеле, да еще с привидением по соседству, но они со Стеллой, что ни день, то ругались, и работать в таких условиях он бы просто не смог.
Может, ему и следовало остаться в тот вечер у себя в «Лайон-парке», прилежно писать обещанную песню и сорвать у той девчонки поцелуй, но вот он уже звонит у дверей родительского дома Стеллы. Эти Риджи были ужасно богатыми, а сама Стелла очень красива. Она имела все, что ищет мужчина в женщине, особенно если этот мужчина склонен к саморазрушению. Джеми такие девушки были абсолютно противопоказаны. Слишком много общего. Пламя и огонь, никакая не смесь, а сплошное буйство стихий. Уж Стелла точно не могла быть ничьей музой. Слишком она эгоцентричная, нестабильная, вызывающе яркая. Более того, у Стеллы был и очень серьезный недостаток — она подсела на героин. И стала человеком, полностью зависевшим от наркотиков.
— Чего ты торчишь в своем драном отеле? — Этими словами встретила его любимая. — Может, ты там любовь крутишь с кем-нибудь? Так я против. Мы как-никак собираемся пожениться. А значит, должны проводить все время в объятиях друг друга.
— Заткнись. Там я, по крайней мере, могу работать. Это тебе не игрушки.
— Не игрушки? Я считала, что ты наслаждаешься процессом творения. Так что сам заткнись, миленький.
— Если ты так много знаешь про процесс творения, почему бы тебе самой не заняться им?
— А я и творю, представь. И предмет этого процесса — я сама.
И Стелла обворожительно улыбнулась.
Вместе они переступили порог гостиной, где устроились Марианна и ее приятель Ник. С героином, как же без него? Эти ребята, кроме, конечно, Джеми, были из богатых семей. Он вообще ни в чем на них не походил, чем и заслужил самое горячее обожание. Они находили его страшно забавным и к тому же ожидали, что когда из него выйдет настоящая звезда, то он непременно станет водить их на все голливудские вечеринки. И даже не догадывались о том, что из их бумажников и дамских сумочек он таскает деньги и делает это с постоянством, заслуживающим самых тяжких подозрений. Деньги мало значили для этой публики, а для него — почти все.
Джеми часто вспоминал мать, которой в детстве он принес столько огорчений. Да и сейчас она, наверное, сидит на крылечке в их родном городишке Квинс и думает о нем горькую думу. Мать заставляла его ходить в школу в шляпе и перчатках, даже не подозревая о том, что буквально все потешаются над ним из-за его металлической скобы на ноге. Вообще в те годы он был страшный, как вампир, маленькие детишки по-настоящему пугались, видя, как он ковыляет по школьным коридорам. Вспоминал, как когда-то мать сидела около его кроватки все долгие годы его болезни. Она любила его, а он вырос неблагодарным и ни в чем не оправдал ее надежд. Разве что в одном — она мечтала о том, чтобы он добился успеха, и он всего себя подчинил погоне за ним.
А мать Стеллы и Марианны даже пеленок им ни разу не поменяла. Стелла сама рассказала ему об этом как-то ночью, у нее даже слезы в глазах стояли, а уж что-что, но плаксой она не была. У ее матери, оказывается, был душевный надлом, и потому она большую часть жизни провела в путешествиях по миру. Возможно, это отсутствие материнского тепла и привело к тому, что обе сестры выросли такими оторвами. Джеми даже жалел иногда Стеллу, хотя по сравнению с ним она жила, не ведая никаких забот. Вернее, он не то чтобы жалел, просто понимал, с чего это она делает все, что может, чтобы казаться настоящей стервой.
Когда он в первый раз появился в этом доме, его представили родителям — Дейзи и Гэмлину. Он не сразу догадался, что сестрички пригласили его в пику Риджам, желая помучить их обоих, но понял это довольно скоро, как только встретился глазами с миссис Ридж. Эта высокая, элегантная женщина возненавидела его с первого взгляда.
— Это твой приятель? — небрежно спросила она у дочери. — Что-то, на мой взгляд, он не слишком похож на знаменитость.
— Я тоже рад встрече с вами, — поклонился Джеми.
Он обожал обезоруживать людей своей приветливостью, чтобы тем надежней отыграться потом, но с миссис Дейзи Ридж этот номер, кажется, не получался. Эта дама была сделана из закаленной стали.
Гэмлин Ридж обосновался в кресле, чтобы без помех заняться чтением газеты.
— Моя дочь возится с вами только затем, чтобы досадить мне, — продолжала хозяйка дома. — Надеюсь, вы это понимаете.
— Отдаю должное вашей честности.
— Как ты можешь быть так груба с гостем? — Стелла поморщилась.
Дейзи равнодушно пожала плечами.
— Ты сама слышала, что он оценил мою честность. Виски? — спросила она у Джеми.
— Точно, — кивнул он.
— Не принимай от нее ничего, — предупредила его девушка.
В это время из гостиной их окликнула Марианна:
— Пора, пошли уже. — Сестры всегда защищали друг друга, а младшая к тому же ненавидела всякие сцены. Сейчас она догадалась, что ее сестра медленно заводится. — Нас Ник ждет.
— А Ник тебе, конечно, нравится, да? Потому что у него водятся деньги и он не еврей. — Стелла с ненавистью смотрела на мать. — В этом все дело, да?
— Умница, дочка. Заговорив про евреев, ты сразу привлекла внимание отца, — усмехнулась миссис Ридж, она как раз протягивала виски Джеми. — Вполне заслуживаешь именоваться моей дочерью, согласна?
— Надо выметаться отсюда, — зло бросила Стелла своему поклоннику, который предпочел бы остаться тут с их дармовым виски. — Ей сроду не было никакого дела ни до Марианны, ни до меня. Не было и не будет.
— Пошли, пошли скорей, — торопила их Марианна, уже одетая в шубку из лимонно-желтого меха.
Позади нее в дверях маячил силуэт водителя.
Но когда Джеми собирался выходить, миссис Ридж вдруг схватила его за руку. Удивленный, он обернулся к ней.
— Не смей обижать ее, — тихо сказала она, удостоверившись, что их никто не слышит. — Имей в виду, я не шучу.
На заднем сиденье машины Стелла склонилась к журналу, лежавшему у нее на коленях, и торопливо втягивала ноздрями героин, насыпанный дорожкой на его обложке.
— Наша матушка ни разу в жизни и носа нам с сестрой не подтерла. Ей, видите ли, было некогда. Как же, у нее были занятия поинтересней.