Выбрать главу

— Куда вырядилась? — таким вопросом встретила ее Викки, известная сплетница. — Намылилась подцепить знаменитого музыканта?

— Леннон тут вовсе и не живет, ты, кретинка, — приветливо проинформировала она ее. — У нас остановился парень по фамилии Лемминг.

На самом-то деле именно музыканта она и надеялась подцепить. Ну, пусть и не подцепить, просто она интересуется Джеми. После обеда она прошла мимо его номера и постучала. Никто не отозвался. Тогда она спустилась в вестибюль и подошла к стойке, чтобы спросить у сестры Ленни, не выписался ли тот.

— Тебе, кажется, прекрасно известно, что мы не отвечаем на такие вопросы, — процедила Мег. — Безопасность клиентов — наша главная забота. Нас поставили в известность о таком требовании.

— Поставили. И мистер Лемминг, наверное, возлагает на это надежды. Вообрази, что будет, если все эти фанатки нагрянут к нему, а он остановился у нас для тайного любовного свидания или собираясь покрасоваться перед зеркалом в дамском платье.

Мег заинтересованно приподняла бровь. Если б она не стояла сейчас за стойкой, она бы, наверное, расхохоталась.

— Что тебя интересует относительно семьсот восьмого?

— У меня к нему интерес сугубо личный.

— Сугубо личное всегда сугубо излишнее. Поверь мне.

Тем не менее Мег оставила журнал регистрации раскрытым и отправилась в соседнее помещение проверить счета постояльцев. Чем Фрида тут же и воспользовалась. Быстро пробежав глазами по списку фамилий, она наткнулась на его имя. В номере 708 зарегистрирован прежний постоялец. Значит, он не уехал из отеля.

Этой ночью Фрида работала неимоверно быстро, правда значительно снизив качество уборки. Но, откровенно говоря, она сомневалась, что кто-либо из постояльцев «Лайон-парка» это заметит. Их гораздо больше заботили тайна их пребывания и сохранность имущества. Она мгновенно перестлала постели и вытряхнула пепельницы. Если она не пропылесосит, ничего страшного не произойдет.

Им бы только чтобы полотенца были чистые и никто посторонний не заглядывал.

Покончив с делами, девушка отправилась в номер Джеми. От волнения у нее подкашивались ноги, пульс бился совершенно лихорадочно, и чувствовала она себя донельзя глупо. Постояла в холле седьмого этажа, напряженно размышляя над тем, что собиралась сделать. Почему личное обязательно излишнее? Разве она для него значит не больше, чем просто горничная из отеля? В холле было жутко холодно, у Фриды побежали мурашки по коже. Не успела она прийти к окончательному решению, как вдруг дверь номера Джеми отворилась и на пороге показался он собственной персоной. Джеми спешил на свидание к Стелле и уже опаздывал. Теперь он кололся практически каждый день, все увеличивая дозы. Никогда не думал, что так прочно сядет на иглу, ну а если и так — кому какое дело? Чувствовал он себя все время сонным и как-то так тревожно, будто с ним должно случиться что-то неожиданное. Сейчас на нем были замшевая куртка, джинсы, белая рубаха и любимые ковбойские сапоги, которые он купил на Четвертой Западной, когда в последний раз был в Нью-Йорке. Им владело чувство, что он полный неудачник и карьера его погибла, не успев начаться.

— Эй, привет, — воскликнул он, увидев в холле горничную.

Героин гулял в его крови, напоминая постель в доме Стеллы — что-то белое и подстерегающее.

— Привет, — отозвалась Фрида. И только сейчас вспомнила, что забыла снять этот уродский халат. — Это опять я.

— Я ужасно спешу. Опаздываю.

— Понимаю.

Фрида на секунду отвела взгляд и тут же снова взглянула прямо ему в глаза. Эта девушка умела смотреть как-то так, как не умел смотреть никто из других девчонок. Очень, даже до странности открыто. Без тени смущения. И вела себя так, будто что-то значила для него. У Джеми такое отношение вызывало небольшое замешательство.

— Но выпить мы с тобой найдем время.

В конце концов, не так уж он и опаздывал. И вообще гораздо с большим удовольствием он бы сейчас остался в постели, наполовину присутствуя здесь, а наполовину унесшись куда-то за миллион миль. В этом мире так трудно сделать что-нибудь толковое, мешает так много препятствий. Но эта девушка никакое не препятствие, наоборот, она — словно зов в другую жизнь. Джеми видал таких людей раньше, разве что в детстве некоторые из нянечек, что работали в больницах, были примерно такими. Они словно приоткрывали перед ним другие времена и пространства и уводили из круга, сотканного болью. По-своему они были настоящими колдуньями и когда исчезали, оставляя его наедине с опостылевшей больничной койкой, казенным бельем и горевшей, как в огне, от приступа боли ногой, он пытался понять, как они умудряются заставить его забыть об этом кошмаре даже на минуту. Джеми так долго избегал «здесь и сейчас», что и теперь стремился отыскать для себя какой-либо выход, а эта девушка поможет ему.

Они вошли. Сегодня Джеми даже не пришло в голову извиниться за беспорядок в номере. Она же видела это в прошлый раз, да и какая вообще разница? Все равно он скоро уберется отсюда.

В комнате стоял такой жуткий запах, что Фрида поторопилась поскорей распахнуть окно.

— Боже правый, да тут пахнет как после пожара, — сказала она и рассмеялась.

Творческие люди всегда такие неорганизованные, они терпеть не могут скучной аккуратности, потому что в их головах бродят разные идеи. Фрида ничуть не удивилась тому, что пепельница переполнена обгорелыми листками бумаги, ковер на полу не только засыпан пеплом, а даже прожжен в нескольких местах. И тут же подумала, что если немного передвинуть шкаф, то он прикроет почерневшие места и никто ничего не заметит.

— Это моя песня, — объяснил ей Джеми, увидев, что она разглядывает сожженные листы. Некоторые из них к тому же были мокрыми, что никак не делало их более привлекательными. — Вернее, то, что от нее осталось.

— Ничего не вышло?

Этот парень выглядел таким несчастным, а Фриду всегда влекло к разбитым вещам. Она заметила, что из пепельницы торчит несколько игл для инъекций. Отец всегда учил ее осторожно обращаться с острыми предметами, заворачивать их, например в бумагу, чтобы не поранился кто-нибудь другой. Она взглянула на Джеми, в этот момент наливавшего в два стакана виски, чуть пристальнее. Как сильно у него дрожат руки! То, что этот парень наркоман, отец ее понял бы мгновенно, едва взглянув на Джеми. Все признаки налицо: расширенные зрачки, следы инъекций на венах в сгибах локтей, бледность кожи. Но Фрида прежде никогда не видела наркоманов и потому ни о чем не догадалась. Хотя, как правило, умела видеть суть вещей. Но сейчас она все внимание отдавала деталям, а потому упустила главное.

— Мне ее не написать, — признался Джеми. — И надоела она мне ужасно.

— В таком случае считай, что мне повезло.

Фрида сама удивлялась, с чего она набралась такой наглости. Что с ней? Она едва удерживалась от того, чтобы не раскрыть ящики письменного стола или заглянуть в шкаф. Она хотела знать про него все.

— Ты теперь мой должник.

Джеми смотрел на нее, не понимая.

— Мы же с тобой поспорили. Ты обещал отдать мне свою замшевую куртку, если не напишешь песню. По-моему, ты проиграл.

— Ты права.

Ему очень не хотелось расставаться с такой отличной вещью, он снял ее и протянул девушке. Она не пошевелилась, тогда он положил куртку ей на колени. Купил он ее после своего первого концерта в Америке. Не считая гитары, это была его самая любимая вещь. И еще ковбойские сапоги. Без них-то он уж точно не смог бы жить. И определенно не собирается с ними расставаться.

— Приходится отвечать за свои поступки.

— Ты можешь не отдавать ее, — неуверенно ответила Фрида.