Поэтому она быстро согласилась с предложением отца встретиться в одном итальянском ресторанчике на Бейсуотер-роуд. Немножко, конечно, опоздала, потому что пришлось несколько раз переодеваться. Она не хотела выглядеть в глазах отца ни слишком серьезной, ни уж очень легкомысленной. Остановилась на средней степени серьезности. Надела светлую юбку и блузку. Наряд, который показался бы в высшей степени уместным и в Рединге. Но она все-таки осталась верной себе и не сдалась: надела короткие черные сапоги с пряжками. Не станет она больше носить простые школьные туфли. Небольшой макияж с помощью черного карандаша, не под Клеопатру, конечно, но все-таки взрослая и самостоятельная Фрида Льюис. Независимость и индивидуальность.
Отец ждал ее прихода больше чем полчаса, хоть она и торопилась изо всех сил. Предстоящая встреча внушала ей некоторый страх, из-за этого она и двигалась медленнее, чем обычно. Как правило, она не опаздывала, по крайней мере до нынешнего дня.
Доктор Льюис сидел за столиком и изучал газету, когда его дочь появилась в дверях. Увидев отца, девушка вновь ощутила прежнюю привязанность к нему. Почти прежнюю… она не забыла, что он бросил их, предал и что ее любовь не оказалась для него чем-то очень важным. Легко поцеловала его в щеку, когда отец встал, здороваясь с нею, постаралась сохранить максимум самообладания.
— У меня было такое чувство, будто моя дочь исчезла с лица земли, — сказал он.
— Никуда я не исчезала.
Фрида заказала пасту и салат. Отец был вегетарианцем, и, хотя она не придавала большого значения таким делам, однажды с удивлением обнаружила, что часто следует его примеру. Сегодня ей вообще казалось, что она и кусочка проглотить не сможет. Ни малейшего желания есть. Отец начнет свое: что это она такое надумала, убегать из дому! Конечно, Фрида хотела жить в Лондоне, но кроме того, она так же хотела воздействовать этим на отца. Она ведь, кажется, не обязана ему ничем? Особенно после того, как он оставил их с матерью. Ничем она не хочет быть ему обязана.
— Послушай, дочка, я думаю, что ты слишком болезненно восприняла мой уход. Правда состоит в том, что мы с твоей матерью перестали понимать друг друга и плохо ладили последнее время. Но это все-таки еще не конец света.
— Для нее это почти так.
Фрида хотела сказать, что и для нее самой это было едва ли не крушением всей жизни, но промолчала. Могло прозвучать как детская жалоба. Или слишком эгоистично.
— Значит, для того чтобы наказать меня, ты убегаешь из дому и, вместо того чтобы учиться в университете, идешь работать горничной в отель?
— Кто тебе это сказал?
Фрида разозлилась из-за того, что он ухитрился выяснить почти все о ее жизни и к тому же догадался, что все это она устроила ему назло.
— Разве это имеет значение? — Доктор пожал плечами.
Конечно, она сразу же догадалась, что все рассказала мать. С чего это она решила помогать ему?
— Это мама тебе обо всем сообщила? Я думала, она даже не разговаривает с тобой.
— И кому твое поведение причинило больше всего вреда? Только тебе, Фрида, одной тебе. Ты разрушила собственную жизнь. Стала простой прислугой. Нет, я не хочу сказать ничего плохого об этой работе, но она не для тебя.
— Ничего я не разрушила. Мне очень весело живется, — пробормотала Фрида. — По крайней мере, я живу своей жизнью. Никому ничем не обязана. И если я решу остаться прислугой навсегда, то останусь. И ни у кого не спрошу разрешения!
— Билл приходит ко мне аккуратно по меньшей мере раз в неделю. — Пошла в ход тяжелая артиллерия. Раньше отец говорил, что она слишком молода для серьезных отношений. — Его очень огорчает то, что ты не хочешь с ним встречаться, дочка. Он даже стал хуже учиться. А ему ведь трудно приходится, ты же знаешь. Откровенно говоря, ты должна была бы учиться вместе с ним. Ты не глупее его, это самое малое, что можно сказать. И кого угодно другого. Из тебя мог бы получиться прекрасный врач, и мы с тобой оба это хорошо знаем.
— Я запомнила ту женщину на всю жизнь, — не отвечая на его слова, сказала Фрида. — Помню, как она плакала. Каким страхом была охвачена в ту ночь.
Принесли заказанную ею пасту, доктор попросил подать им немного вина.
— Думаю, ты иногда позволяешь себе выпить рюмочку?
— Я выпью пива.
Когда официантка ушла, девушка снова повернулась к отцу. Из них двоих не она тот человек, которого можно обвинить в разрушении чьих-то жизней.
— Ты ведь живешь теперь с этой женщиной, я не ошибаюсь?
— Ее муж умер от тяжелой болезни. Ты можешь понять, до какой степени она исстрадалась.
— Мне было всего пятнадцать. И я тогда ничего не боялась.
— Да. Ты всегда была не похожа на других. И ни на кого, кроме меня.
Как давно была та ночь! Ночь, когда ангел смерти сидел рядом с ними. Однажды ей даже показалось, что она видела его, страшное существо в развевающемся черном плаще и низко надвинутой на лоб шляпе. Она опустила стекло в машине, чтобы ветер прогнал его прочь. Но он остался рядом, никуда не исчез, пока они не доехали до дома под ивами. И сейчас ее отец живет там. Вместе с той женщиной, кажется, ее звали Дженни. Каждое утро он, наверное, выходит на луг и несет лошадям овес, и Фрида не знала, бегут ли они к нему, когда слышат, как открывается задняя дверь коттеджа, или ждут на месте…
— Ничего я на тебя не похожа.
Прозвучало гораздо много серьезней, чем она хотела.
— Любовь гораздо более сложная вещь, чем ты можешь себе вообразить.
— Что ж, спасибо за инструкцию. — Фрида торопливо сбросила с колен салфетку, поднялась из-за стола. — Не звони мне, пожалуйста. Я не хочу с тобой встречаться.
— Фрида! — окликнул ее отец, но она не слушала.
Голос его звучал обиженно, но какое ей дело до отцовских обид? Не хотела она думать ни о его ночных дорогах, ни о песнях, которые он пел в пути, ни о том, как люди смотрели на отца, когда их мучила болезнь и на него была их последняя надежда. Нет ей дела до того, что ее отец носит две пары наручных часов, чтобы никогда и никуда не опоздать. Раньше Фрида была уверена, что он единственный человек в мире, на которого можно было положиться, но, оказывается, она ошиблась. Интересно, ушел бы он от них с матерью, если бы она была пугливой малышкой, вскрикивающей при виде мыши? Боящейся смерти. Убегающей от ангелов.
В ту ночь Джеми к себе в номер не вернулся. Она сначала долго стучала, потом отомкнула дверь своим ключом. Зажгла свет, потому что там было совершенно темно. Отворила окно, иначе здесь можно было задохнуться. Прибрала, потому что, по обыкновению, у него было очень грязно. И, присев к столу, стала писать. Но из-под ее пера текли лишь бессвязные, скучные слова. Каждое из них словно противоречило остальным. А уж на песню они и вовсе не походили. Скорее напоминали список из письма матери, а уж такого рода творчество Фриду никак не интересовало. Необузданному гневу не породить ничего стоящего.
Медленно она вышла из номера Джеми и отправилась в вестибюль, там находилась телефонная будка.
— Мама, я получила твое письмо. Ну то, в котором ты меня учишь, как надо расставаться с парнем.
— Помню, — ответила Вайолет. — Я все эти способы перепробовала сама, и ни один из них не помог. Можешь выбросить это письмо. Забудь. Я не собираюсь сидеть дома и умирать только потому, что отец ушел к другой женщине. Я решила налаживать собственную жизнь.