Она передернула плечами.
— Говорят, и в одиночном плаванье есть своя прелесть, — отозвался Арвид. — Так вот наша «Прегодава» имеет водоизмещение девять тонн, это в соленой воде и с полным грузом. Парусное вооружение у нее шлюпа. А когда мы ставим грот и большой генуэзский стаксель, как вот сейчас, общая парусность составляет пятьдесят четыре метра. Удобные помещения, сама убедилась, цистерны для питьевой воды, кладовые для продуктов — все рассчитано на многонедельное плаванье в открытом море. Несложно и управление парусами. Когда у нас будет больше времени, я обучу тебя управлению парусами и практической навигации. Спасибо за кофе, Оленька. Вот там, видишь, мысок с маячишком? За ним и наш порт назначения. Скоро подойдем к причалу.
Трудно описать балтийские дюны. Особенно величественны они на узкой косе, которая протянулась от полуострова, закрывающего Западноморск с обеих сторон, к устьям Немана и Вислы. Нет, не поддаются дюны описанию, но тот, кто видел их когда-либо, уже никогда не забудет, и его вечно станет тянуть к этим огромным горам из чистого песка, в котором встречаются порой кусочки чудесного янтаря.
Арвид и Ольга бродили у кромки воды, поднимались на вершины дюн, чтоб полюбоваться и синими водами залива, и темно-зелеными волнами Балтики. Потом лежали на песчаном склоне, где не доставал их прохладный ветер с моря, молчали, разомлев под ласковыми лучами.
— Оля, — сказал вдруг Арвид, он приподнялся на песке и встал на колени, — Оленька! Как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округления бедер твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое — ворох пшеницы, обставленной лилиями; два сосца твои, как два козленка — двойни серны; шея твоя, как столп из слоновой кости…
Ольга удивленно, широко раскрыв глаза, слушала Арвида, потом улыбнулась, опустила веки и откинулась на песок. Казакис, несколько смущенный вовсе не той реакцией, которой он ждал от нее, продолжал уже несколько неуверенным голосом:
— Этот стан твой похож на пальму, и груди твои на виноградные кисти… Подумал я: влез бы на пальму, ухватился бы за ветви ее, и груди твои были бы вместо кистей винограда. И запах от ноздрей твоих, как от яблок; уста твои, как отличное вино…
Он замолчал, растерянно глядя на Ольгу, а ей стоило больших трудов, чтоб не расхохотаться. Девушка вскочила на ноги, обхватила Арвида за шею рукой и повалила, смеясь, на песок.
— Чертушка ты мой, — говорила она сквозь смех. — Ишь, чего придумал! Хотел дитя атомного века улестить с помощью библейской Песни Песней мудрого Соломона. Поначалу я не поняла, потом догадалась, откуда у моего Арвида сей высокий штиль.
— Ты разве узнала?.. — спросил Арвид.
— Разумеется! Ты словно забыл, что я аспирантка филологического факультета?.. Всей Библии мы, конечно, не изучаем, в отличие от некоторых криминалистов, а вот Песня Песней, Екклезиаст, книга Иова и еще кое-что причислены к памятникам древне-восточной литературы. И как видишь, на мне твой прием не сработал.
— Увы, — скучным голосом произнес Арвид. — Это точно.
— А ведь признайся, после фразы «Уста твои, как отличное вино» ты собирался поцеловать меня?
— Собирался, — кивнул Арвид.
Глава шестая ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ПЕТЕРСА
— Что вы знаете о Леонардо да Винчи? — спросил Федор Кравченко.
Присутствующие на совещании сотрудники недоумевающе переглянулись.
Арвид попытался было ответить, но Прохор Кузьмич предостерегающе глянул на него. Не торопись, мол… Давай помолчим, парень нам и сам скажет.
Никто не отвечал на странный вопрос Кравченко. Пауза затянулась, и Федор уже понял, что эффектного вступления к докладу о разработанной им версии не получилось.
— Конечно, — начал Кравченко, несколько обескураженный реакцией слушателей, — прямого отношения Леонардо да Винчи к делу об убийстве Маркерта не имеет, но косвенно — да.
— Интересно, — поощрил Федора руководитель группы.
Воодушевленный репликой Прохора Кузьмича, Кравченко продолжал:
— Я хочу рассказать вам об известной работе Леонардо «Тайная вечеря», этом величайшем произведении изобразительного искусства[13].
Понятно, что художник изобразил на ней всех учеников Иисуса Христа.
— И Петра тоже? — не удержался Арвид.
— Разумеется. Но дело не в самом Леонардо и не в его знаменитой «Вечере». Дело в открытии, которое сделал аспирант философского факультета Валдемар Петерс. А Петерс означает в переводе на русский язык Петров. Именно эту версию — связь фигурки апостола Петра в руке профессора с именем убийцы — мне и было поручено исследовать.