Конобеев передал картон, в который было оправлено письмо, в руки Леденева. Тот передал его, внимательно осмотрев, дальше.
— Письмо уже подвергнуто экспертизе, — продолжал Прохор Кузьмич. — Ничего существенного не обнаружено, нет даже отпечатков пальцев… Это наводит на некие размышления. Писал человек, который осведомлен о том, что такие следы остаются даже на бумаге, и потому принял меры. Это уже что-то. Далее. Автор не указывает прямо на Старцева как на убийцу. Он дает нам понять, что у того были причины для убийства. Правда, мотив не слишком убедительный, но достаточный для того, чтобы мы переключили внимание на доцента. Это наводит на дополнительные размышления. Автор неплохо знает и биографию Старцева. Видимо, знаком с ним давно или получил от кого-либо такую информацию. Насколько мне известно, сам Старцев никогда не афишировал партизанскую часть своей жизни.
Письмо осмотрели все сотрудники поочередно и вернули его Юрию Алексеевичу. Он снова внимательно рассмотрел его.
Конобеев перестал говорить. Тогда Леденев спросил:
— Больше ничего экспертиза не дала?
— Ничего… Если не считать данных о бумаге и карандаше, которым начерчены буквы.
— Да, начерчены… Послушайте, да ведь это же открытие в деле составления анонимных писем! — воскликнул Юрий Алексеевич. — Обратите внимание: все буквы этого письма начерчены карандашом с помощью линейки. Идеальная возможность не дать нам идентифицировать это письмо с почерком Доброжелателя. Ведь пиши он левой рукой — установить принадлежность автора к этому посланию можно. Пиши печатными буквами — тоже найдется некая индивидуальная, только ему присущая черточка. Даже типографские буквы, вырезанные из газеты и склеенные в нужный анонимщику текст, могут навести нас на след… И это, по-видимому, хорошо известно ему.
— Мне кажется, что это женщина, — заметил Прохор Кузьмич.
Леденев живо повернулся к нему.
— Почему вы так думаете?
— Обратите внимание на слова «старый развратник». Мужчина не стал бы писать так о другом мужчине. Это типично женское выражение. Ведь то, что для мужчины вполне приемлемо с моральной точки зрения, для женщины может казаться Бог знает чем.
— Логично и психологически обоснованно, — согласился Юрий Алексеевич.
— А не может быть так? — сказал Арвид. — Тот, кто писал это, не хуже нас знает психологию и хотел, чтобы мы подумали именно о женском варианте?
— И это не исключено, — проговорил Конобеев. — Тем более этот новый метод… С карандашом и линейкой… Я вот что предлагаю… Хотя, нет, подождите! Расскажу вам сначала про второе обстоятельство. Это произошло сегодня ночью. В два часа позвонила дежурному по управлению Магда Брук и сообщила, что слышит шаги в опечатанном кабинете профессора Маркерта.
— Ого, — сказал Кравченко. — Весьма и оченно интересно…
— К сожалению, дежурный не проявил должной инициативы.
Вместо того чтобы самому принять необходимые меры, он позвонил мне домой. Я сказал, чтобы к дому Маркерта срочно выслали оперативную группу, и поехал на место происшествия сам. Может быть, мы бы успели захватить таинственного ночного незнакомца, навестившего кабинет покойного через окно, но дежурный, посылая группу, и тут допустил промашку. Он снова позвонил Магде Брук… Она дала ему домашний телефон, чтобы уточнить, как к ним проехать. Дежурный не знал того, что параллельный аппарат стоит в кабинете профессора. Его ведь так и не отключили… Ночной звонок, видимо, спугнул непрошенного гостя… Едва рассвело, я осмотрел кабинет вместе с товарищами из отдела криминалистики. Неизвестный проник в дом из сада, и проник с профессиональной сноровкой, аккуратно вскрыв окно. Следов не обнаружено никаких, если не считать грязи с обуви, неизвестный был в кедах, да выдвинутых ящиков с бумагами, разбросанных книг. Работал в перчатках… Применение служебно-розыскной собаки результатов не принесло. Уходя, неизвестный обработал следы одеколоном «Шипр».
— Дела, — сказал Арвид, — столько событий за сутки. Успевай, парни, поворачиваться…
— Придется нам всюду успевать, — сказал Леденев. — Вы что-то хотели предложить, Прохор Кузьмич…
— Вы собирались осмотреть место убийства, Юрий Алексеевич… Вот сразу глянете и на место ночного происшествия. Мы еще не касались бумаг Маркерта, так как не видели в них повода для преступления. Теперь приходится пересмотреть эту точку зрения. Сейчас увидите сами, Юрий Алексеевич.