Они помолчали, складывая бумаги со столов в сейф. Когда собрались покинуть кабинет, Арвид сказал:
— По вашему совету, Юрий Алексеевич, я читал вчера работы Гегеля по христианству и обратил внимание на интересную мысль. Если позволите, прочту вам, я даже выписал ее себе в книжку.
— Слушаю вас, Арвид Карлович.
— «Основные догматы христианской религии со времени ее возникновения оставались, пожалуй, теми же самыми, но обстоятельства времени один догмат отодвигали совершенно в тень, а другой преимущественно возносили, выдвигали на свет, искажали за счет принижаемого, либо слишком расширяя его значение, либо слишком ограничивая его».
— Все верно, — сказал Леденев. — В одной фразе отражена вся история христианства. Что ж, на то он и Гегель, чтобы писать так емко. Я рад, что вы глубоко копаете, Арвид Карлович. Это приносит добрые плоды в любом деле. Вы готовы? Пойдемте.
Когда они вышли из управления, Казакис заговорил смущаясь:
— Знаете, Юрий Алексеевич, если вы не против… Я хотел сказать, что если не возражаете и у вас есть время… Словом, от имени моей мамы и от своего, конечно, приглашаю вас к нам на чашку чая.
— На чашку чая? — улыбнулся Леденев. — А чай какой?
— Обыкновенный, — еще больше смутился Казакис.
— Не удивляйтесь моему вопросу. Однажды я пил чай с маслом, молоком и солью. Называется он калмыцким. Не пробовали?
Арвид изумленно смотрел на Леденева.
— Чай с солью? — переспросил он.
— И знаете, довольно вкусный…
— Нет, у нас чай будет с вареньем разных сортов. И обязательно с добавлением целебных трав. Моя мама любит и стряпать. В доме полно всяких хотя и самодельных, но вкусных вещей.
— Это замечательно, — сказал Юрий Алексеевич. — Значит, нет необходимости заботиться сегодня об ужине? Так я вас понял, Арвид Карлович?
— Можно меня звать без Карловича?
— Конечно, можно, Арвид.
— Я не предупредил вас, что это не только чай… Небольшой ужин. Будет и моя невеста, Ольга, аспирантка с филфака. И наш доктор, Вацлав Матисович. Я его тоже пригласил. Он очень интересный человек, славный человек. И такой одинокий…
— Значит, нас будет двое одиноких. Ведите меня, Арвид.
— Трое одиноких, — поправил Казакис. — Моя мама — вдова. Но мы с Ольгой не дадим вам скучать.
По дороге Леденев спросил молодого спутника:
— Скажите, Арвид, кто-нибудь, кроме оперативных работников знает о фигурке в кулаке убитого профессора?
— Не должен знать. По крайней мере, Александр Николаевич строго-настрого запретил говорить об этом кому бы то ни было.
— Я думаю, что он правильно решил, — заметил Юрий Алексеевич. — Ну, а Магда Брук? Ведь это она нашла тело профессора…
— Впрямую ее никто не спрашивал… Сама же Брук не обмолвилась об этом в полученных показаниях. Не знаю, право… Вряд ли это ей известно. Труп профессора Магда Брук, по ее словам, не трогала, а фигурка была крепко зажата у того в кулаке. Ее мы обнаружили при осмотре тела…
— А не приходило вам в голову, что фигурку могли вложить Маркерту в руку? Тот же убийца…
— Исключено, Юрий Алексеевич. Доктор Франичек доказал в экспертном заключении, что после выстрелов профессор Маркерт жил еще какое-то время, полз к шкафу… Зачем он полз туда?
— За планом, который вы обнаружили, Арвид.
— А ведь верно… Но убийцы не было рядом, когда он полз?
— Фигурку могли вложить позже, уже после ухода убийцы. Маркерт действительно полз к книжному шкафу, но затем ли, чтоб схватить апостола Петра? Он мог умереть рядом с полкой, где стояли ученики Иисуса Христа… Затем в кулаке его зажали злополучную фигурку.
— Зачем? — спросил Арвид.
— А затем, чтобы направить следствие по ложному пути.
— Кто же мог это сделать? — воскликнул Казакис.
— Ну, скажем, сама Магда Брук, — ответил Леденев.
Глава четвертая ЕЩЕ ОДИН АПОСТОЛ?
Мария Ефимовна покончила с письмом. Теперь оно укрылось в аккуратно заклеенном конверте, который лежал перед нею на столе и ждал, когда надпишут на нем адрес.
Звонок у двери отнюдь не встревожил Синицкую. Звонили ей часто… Заказчицы не обходили способную портниху вниманием. Она умела быстро приноравливаться и к меняющейся на глазах моде, и к капризным вкусам привередливой клиентуры.
Тем не менее Синицкая выдвинула ящик стола и смахнула в него конверт. Хотя он был еще без адреса, но ведь береженого Бог бережет…