— Сашка, букашка, черепашка, неваляшка, простоквашка, деревяшка и гречневая кашка…
Пришлось зажать рукой рот, чтобы остановить это безумие. О доброй половине вынырнувших из глубин памяти слов не было известно — что они такое и к чему. Эйрис поспешно сунула книгу на полку и отдёрнула руку. Опасное это занятие — читать книги, они только прикидываются тихонями, пока стоят на полке, — возьми, мол, мы смирные! — возьмёшь, раскроешь, а они ка-ак… «Нет-нет. Дудки, драгоценные, не на такую напали, — думала Эйрис, ступая на цыпочках, мимо выстроившихся как на парад разноцветных корешков. — Вот что вы затеяли, господин Волков, то-то вчера вид у вас был, как у хитрющего лиса. У лиса — Улисса… Тьфу, опять всякая чушь лезет в голову. Но Саша правду сказал, действительно, это не прабабушки моей поговорка, оказывается, а какого-то Пушкина. Зачем же Арина врала мне? Может быть, и сказки её…»
— Саша, ты не знаешь… — начала Эйрис, потом осеклась: «Почему я назвала его Сашей, почему на "ты"»?
— Что? — переспросил Волков, отвлёкшись от созерцания каких-то разноцветных пятен, исчерченных округлыми кривыми неправильной формы.
— Господин Волков, — поправила себя Эйрис, — вы не знаете…
— Зачем же так официально? — усмехнулся Волков, усаживаясь в кресле вполоборота. — Вы же только что перешли со мной на «ты», да ещё и назвали Сашей.
— Извините, — сконфузилась мисс Уокер, — это как-то случайно вырвалось.
— Ничего. Наоборот, я было обрадовался, что мы с вами уже на «ты», но вы просто ошиблись, оказывается. Действительно, это немыслимо — принцесса Грави на «ты» с каким-то бродягой, да ещё и жителем отсталой периферии. Подумать только, каков нахал, припёрся откуда-то из-за орбиты Марса…
— Саша, прекрати! — выкрикнула пылавшая гневом принцесса Грави и добавила неожиданно для себя самой:
— Сашка-деревяшка.
— Ого! — удивился Волков, оказавшись вдруг рядом. — Делаешь успехи! Такая свежая рифма: Сашка-деревяшка… Ты спросить что-то хотела?
Эйрис заметила — её похолодевшие пальцы каким-то чудом оказались в горячей широкой его ладони, отняла руку и сказала, усаживаясь в кресло, где всё ещё лежал развороченный спальный мешок:
— Саша, я хотела спросить: что же это получается, капитана Грифа тоже не Арина придумала? Он тоже из сказок этого… Пушкина? И рыцарь Айвенго тоже? И Тристан…
— Погоди, погоди… — ошеломлённо остановил её Волков. — Какой у Пушкина может быть капитан? Разве что капитанская дочка. Айвенго? Нет, не помню, чтоб Пушкин… Это же Вальтер Скотт! Хотя Пушкин читал его, пожалуй. А о Тристане вообще кто только ни писал. И вообще, при чём здесь твоя прабабушка?
— Она мне рассказывала сказки, — ответила девушка, устраивая из спального мешка некое подобие гнезда. — Не прабабушка, конечно, а моя камеристка, но её голосом. Мне мама их подарила, сказала тогда, что на карточке — сказки моей прабабушки. Очень много сказок. Некоторые я помню хорошо, некоторые…
Волков принялся помогать подтыкать одеяло. Откуда-то из подсознания Эйрис выплыло: «Под лаской плюшевого пледа вчерашний вспоминаю сон…» — Она помотала головой, чтобы избавиться от наваждения, и закончила:
— …некоторые — очень смутно. Вот о капитане Грифе, например.
— Капитан Гриф? — переспросил Волков, возвращаясь в капитанское кресло. — Капитан Гриф…
— Который попал в тайфун у атолла Парлея, — добавила Эйрис.
— Жемчуг Парлея, тайфуны, Полинезийские острова, — просиял капитан Волков. — Джек Лондон, вот это кто.
— Кто?
— Писатель, который придумал твоего капитана. У меня есть там, в собрании сочинений. Потом дам почитать, не до того сейчас. У нас проблема, Эйри, причём как раз с этой самой Полинезией.
— Проблема? Какая проблема? — деловито осведомилась мисс Уокер, считавшая себя экспертом по полинезийским вопросам. Волков некоторое время молчал, разглядывая всё ту же картинку на экране монитора, на лице его лежали зеленоватые и синие отсветы. Затем вздохнул, вытянулся в кресле, заложив руки за голову, и заговорил сам с собою, глядя в потолок: