Выбрать главу

— Ну, видишь, сам все скажешь или у Ани спросим.

— Пошел ты на хер! Там люди гибнут, а я вместо того, чтобы воевать, сижу и слушаю твой бред. Гражданин старший следователь, ты, случаем, не обкурился с утра?

— Я с восьми лет курю, но это к делу не относится. Значит, взял ты все то, что хотел передать врагу, сел в танк и поехал к месту встречи. Ладно, сам сволочь, на хрена ребят-то за собой потащил, которые в танке сгорели. Ты их застрелил, вместе с немцами сымитировал бой, и все, концы в воду. Нет, даже не так, ты взял с собой своих агентов, показать: вот, мол, какой я молодец, сам пришел, артефактов целый мешок принес, да еще и людей привел. А в танк вы пленных засунули и сожгли их там. Трупы-то все равно не опознаешь. Так все было на самом деле. Сколько, ты говоришь, в плену был?

— Почти две недели.

— Как раз хватило времени все подробно рассказать и разработать план твоей дальнейшей работы у нас в тылу. И все хитро придумали, прямо как дети. «Сын» там якобы случайно оказался, и немцы, эти, как вы там, у себя-то, говорите, а, вспомнил, — лохи. Слово-то какое-то выдумали специальное, затейники, мать вашу. Ага, не знают они, кто это у них в сарае живет. Там, сам знаешь что, у твоих новых хозяев на каждого нашего генерала досье больше, чем все собрание сочинений Ленина. Они знают, в каких носках сегодня Берия ходит, а ты говоришь, его и не узнали.

— Что же у вас так хреново контрразведка работает, делом бы занялись лучше, а то сказки мне рассказываешь.

— Это не твоего ума дело, чем мне заниматься. Что партия прикажет, то и буду делать. Сейчас она приказала с тобой разобраться, я и разбираюсь. На работы, бензин грузить, вас случайно направили и монтажку пропавшую не заметили. Кругом одни прям эти — лохи. Не солдаты, а детский сад на прогулке. Из сарая вы как вылезли?

— Подкоп сделали.

— А раньше не копалось, земля была шибко мерзлая или только в эту ночь догадались немцы лопату вам выдать. Часовой, который вас охранял, он спать пошел или помогал копать с другой стороны. Ха… Танки, конечно же, не охранялись и все как один были открыты, прям подходи и выбирай какой больше нравится.

— Часовой был, я его снял.

— Девок снимай, съемщик тоже мне. Раненый, после контузии, в плену кормежка никакая, целый день работал, подкоп ночью копал. А потом взял и снял немца, как ни в чем не бывало. Вот это солдат, вот это герой. Эх, если бы у нас все такие были бы, война бы уже закончилась в Берлине.

— Закончилась бы она, допустим, не в Берлине, а в Нью-Йорке или в Лондоне. Не так быстро, конечно, как хотелось бы, но уж точно быстрее бы чем сейчас.

— Ты там понаписал, война закончится в сорок пятом, но потом у нас в стране будет все плохо. Это тебе немцы дали задание пораженческие настроения распространять или сам догадался? Погоня шла за вами и не успела. Эко вы быстро на танке ночью по лесу ездить научились. А у немцев, как назло, связь пропала, предупредить не могли никого, патрули и засады с вашего пути разбежались. А знаешь ли ты о том, что немцы на ушах стояли все это время? Из-за вас и сорок второй стрелковой. А куда делось дежурное подразделение немцев, которое сразу должно было за вами погнаться? В туалет все пошли, понос у них? Нет! Они в воздух постреляли для вида, пошумели и доложили об успешно проведенной операции. Думали, тут у нас дураки сидят. Нет, дураки у нас сидят на Колыме. Наверно, уже представил, как тебе сам товарищ Сталин орден вручает и благодарит за спасенье сына. А ты его в этот момент раз, и ножом по горлу. Такое задание у тебя было, да? Не хочешь сознаваться, не надо. Сами все раскопаем. Не ты первый, не ты последний. Иди, посиди, подумай и расскажи, как на самом деле все было. Тебе же легче будет. Будешь себя хорошо вести, может, и свиданку организую с твоей Аней. И нечего на меня так зыркать, как Ленин на буржуазию.

Арестованный ничего не ответил, только усмехнулся и уставился в стенку за спиной майора Старчука. С таким дело не сваришь. Говори — не говори, а как горохом об стену.

Старчук нажал неприметную кнопку, открылась дверь, и вошел сержант.

— Вызывали товарищ майор?

— Да, уводи арестованного.

Привычным движением вытряхнул папиросу из пачки. Прикурил и задумался. Так он сидел несколько секунд, пока горящая спичка не обожгла пальцы. Твою мать, надо писать отчет, а что писать — непонятно. Признался бы сразу, что немецкий шпион, все было бы намного проще. Не признается, однако, выбивать показания нельзя, правду им надо. А где ее взять-то, правду ту, если привыкли говорить и писать не правду, а то, что партия прикажет. Ладно, будем думать, авось что-нибудь да получится.