Все, что я говорил, Стаменов слушал внимательно, но своего мнения по поводу этих четырех вопросов не высказывал.
Стаменов старался держать себя как человек, убежденный в поражении Германии в этой войне. Быстрому продвижению немцев в первые дни войны он большого значения не придавал. Основные его высказывания сводились к тому, что силы СССР, безусловно, превосходят силы Германии и что если даже немцы займут первое время значительные территории СССР и, может быть, даже дойдут до Волги, Германия все равно в дальнейшем потерпит поражение и будет разбита.
После встречи со Стаменовым я немедленно, в тот же вечер, доложил о ее результатах бывшему тогда наркому Берии в его служебном кабинете в здании НКВД СССР. Во время моего доклада Берия сделал какие-то записи в своей записной книжке, затем вызвал при мне машину и, сказав дежурному, что едет в ЦК, уехал.
Больше я со Стаменовым на темы, затронутые в четырех вопросах, не беседовал и вообще с ним больше не встречался. Некоторое время продолжалось наблюдение за шифрованной перепиской Стаменова. Результатов это не дало. Однако это не исключает, что Стаменов мог сообщить об этой беседе через дипломатическую почту или дипломатическую связь тех посольств и миссий, страны которых к тому времени еще не участвовали в войне.
Больше никаких указаний, связанных с этим делом или с использованием Стаменова, я не получал.
Встречался ли лично Берия со Стаменовым, мне неизвестно. Мне организация подобной встречи не поручалась […][79]».
Из летнего зондажа Судоплатова ничего не вышло. Повторен ли он был позже? Жуков рассказывал, что Берия связывался с Берлином еще раз — в октябре 41-го. Видимо, Сталин убедился в бесполезности своих капитулянтских намерений. Но не навсегда!
Нота 1943 года
…Над этим документом, который предназначался английскому послу в Москве сэру Арчибальду Кларку Керру и американскому послу Авереллу Гарриману, работали особо тщательно. Первый вариант был представлен наркому иностранных дел Вячеславу Молотову, подвергся сокращению и редактированию. Затем Молотов 12 ноября 1943 года направил этот текст Сталину с припиской:
«Тов. Сталину. Подходит ли текст Керру (и Гарриману)?
В. Молотов».
Последовала резолюция:
«За. И. Сталин».
В этот же день нота была направлена адресатам. Тщательность можно было понять: в первый раз за годы войны Советское правительство признавало, что получило от Германии предложение о сепаратном мире!
Военный союз великих держав был удивительным союзом: это был союз взаимных надежд и взаимных подозрений. Один союзник нуждался в другом, но одновременно другого подозревал. Подозрения Сталина известны: он еще в августе 1941 года писал своему послу в Лондоне Майскому, что опасается предательства со стороны Черчилля. Западные союзники платили Сталину тем же. Как не без иронии писал Энтони Иден в начале 1942 года, он не хочет «создавать впечатления, будто сверх меры озабочен» возможностью советско-германского сговора…
В Москве внимательно следили за поведением своих союзников. В Наркоминделе завели специальное дело под названием: «О попытках представителей Германии вступить в контакт со странами антигитлеровской коалиции». Первым в нем (в январе 1943 года) было сообщение британского правительства Молотову о «ряде обращений» германской стороны. На подобные сообщения (а они продолжались и весь 1943 год) Молотов ответил довольно грубо: что «если кто-либо сунется с таким предложением (о мире между СССР и Германией. — Л. Б.), то мы его пошлем ко всем чертям».
Но озабоченность оставалась с обеих сторон, благо из немецких источников ее постоянно питали. В Берлине мастера закулисных интриг — адмирал Вильгельм Канарис и глава разведки СС Вальтер Шелленберг — рассматривали различные комбинации, не в последнюю очередь ожидая от распространения подобных слухов ухудшения отношений внутри антигитлеровской коалиции. И вот осенью 1943 года Молотов, всегда отрицавший какие-либо контакты и собиравшийся всех посылать ко всем чертям, сам признался в том, что такие попытки действительно имели место. Что же случилось?
10 октября 1943 года в советское посольство в Стокгольме по обычной почте на имя советника Владимира Семенова пришло необычное письмо. Подписи не было. Публикуем его со всеми ошибками и описками.
«Глубокоуважаемый товарищ Семеноф!
В интересах предстоящей конференции министров в Москве, прошу Вас по возможности скорей сообщить Н.К.В.Б. товарищу Александра Яковлевичу, которы в свое время бывал в Ковне, или товарищу которым беседовал, 1941 г. в Мая месяца здесь в Штокгольме, спешно приехать сюда для весьма важн. переговоров, от чево зависит даже укорочения ввоины минимум на шесть месяцев, если даже не ликвидирования ещо в этом году.