Действительно, «спектр» был широк: от надежд Гитлера и Гиммлера стать союзником США и Англии в новой (или старой!) войне против Советского Союза до попыток воспрепятствовать демократическому развитию в Европе и, наконец, до шкурных расчетов эсэсовских фюреров обеспечить себе безнаказанность после войны. «Спектр» был и географическим. На Западном фронте, где шли активные бои, он представлял не так уж много возможностей. В Северной Италии шансов было больше, ибо здесь фронт стабилизировался и появились перспективы, которых не было на других участках.
Североитальянский плацдарм
Почему в конце 1944 года и начале 1945 года по обе стороны фронта в Северной Италии начались необычайно активные попытки нацистов наладить секретные контакты с англо-американским командованием — через Аллена Даллеса в частности? Объяснение этому можно дать.
К началу 1945 года фронт проходил южнее Милана. Англо-американское командование приостановило наступление еще в октябре 1944 года и явно не торопилось. В свою очередь, немецкие части под командованием фельдмаршала Кессельринга закрепились на этой линии, пользуясь поддержкой марионеточной фашистской «республики Сало»[85]. Но в тылу Кессельринга были не только фашисты, но и мощное партизанское движение, объединявшееся Комитетом национального освобождения (КНО). Командование партизанских сил находилось в руках генерала Кадорны и его заместителей — выдающегося деятеля Коммунистической партии Италии Луиджи Лонго и главы буржуазной «Партии действия» Феруччо Парри.
Отношение англо-американского командования к партизанам диктовалось определенными политическими причинами. Американский историк Н. Когэн выразила его в таких словах: «Военные руководители союзников, включая и американцев, с подозрением относились к партизанам как из-за понятного недоверия ко всякого рода неконтролируемым действиям, так и из-за руководящей роли в движении левых партий. Они хотели, чтобы партизаны занимались разведывательной работой и диверсионной деятельностью. Но партизаны решили Сформировать организованную армию, захватить обширные территории и управлять ими. Это создавало конкуренцию и правительству Бадольо[86], чего американцы опасались не меньше, чем англичане».
Еще в конце 1943 года Управление стратегических служб США (УСС) составило доклад, в котором высказывало опасения о возможной роли коммунистов в послевоенной Италии. Еще раньше — в сентябре 1942 года, вернувшись из Ватикана, американский посол Майрон Тэйлор сделал такие выводы из беседы с папой: «Ватикан был бы в большем восторге от перспектив победы союзников в Европе, если бы он был уверен, что это не будет означать анархии после победы. Есть ли у союзников практические планы для поддержания порядка после прекращения военных действий?»
«Для Ватикана слово «анархия» было адекватно слову «коммунизм», — поясняет обнаруживший это высказывание итальянский историк Э. Ди Нольфо и отмечает, что уже в период закулисных переговоров, связанных с подготовкой свержения Муссолини, одним из центральных пунктов было «спасение Италии от коммунизма».
После краха фашистской диктатуры коммунисты стали душой движения Сопротивления на Севере и участниками правительства в освобожденной Италии. УСС поставило себе цель начать подлинную войну с левыми силами. Сначала оно винило во всех грехах своих английских союзников, которые якобы «недосмотрели» и слишком явно поддерживали монархию, что вызвало «обратную реакцию» (доклад УСС «Британская политика в Италии», относящийся к началу 1945 года). Затем УСС стало искать себе союзников среди антифашистских буржуазных сил. Госдепартамент сформулировал цели политики США в Италии в таких выражениях: «Приход коммунизма к власти в Италии будет означать серьезную угрозу для интересов США. Не говоря о влиянии, которое он окажет на будущую ориентацию Западной Европы и Южной Америки, он сведет на нет достижения США в Греции и Турции».