17 апреля Вольф явился к Гиммлеру. Зная своего шефа (и зная о его контактах с Западом), он довольно быстро сумел найти оправдание тому, что встречался с Даллесом, и убедил Гиммлера, что эта встреча соответствовала как смыслу указаний Гитлера, так и идеям самого рейхсфюрера. Но это был лишь один подводный камень. Другой был поставлен Эрнстом Кальтенбруннером — соперником и личным врагом Вольфа. Будучи начальником Главного управления имперской безопасности СС, он располагал подробной информацией о всех затеях Вольфа и его подчиненных. Кальтенбруннер был вдвойне заинтересован в том, чтобы скомпрометировать Вольфа: во-первых, он хотел свести с ним личные счеты и убрать его со своего пути; во-вторых, он сам уже засылал эмиссаров к Даллесу и не хотел иметь конкурентов. Конечно, все это походило на комедию: три эсэсовских главаря занимались одним и тем же делом, и при этом каждый из них хотел отпихнуть другого в сторону!
Для Вольфа речь шла о собственной голове, и он ринулся в бой. Сначала он довольно умело отвел обвинения Кальтенбруннера в том, что, мол, уже договорился о капитуляции группы армий «Ц», что не входило в планы фюрера.
— Это не так, — оправдывался Вольф. — Один человек вообще не может договориться о капитуляции миллионной группы. Дело еще далеко от капитуляции, мы только обсуждаем ее…
Кстати, Вольф был прав: ни в Цюрихе, ни в Асконе еще капитуляцией не пахло.
— Смотрите, — убеждал Вольф своих начальников, — мы уже ведем переговоры с англо-американцами, хотя они торжественно обязались перед русскими вообще никаких переговоров с нами не вести!
Этот политический аргумент произвел впечатление на Гиммлера, равно как и заверение Вольфа, что не он, а американцы первыми начали переговоры. Вдобавок Кальтенбруннер совершил тактическую ошибку: он обвинил Вольфа в том, что тот без ведома рейхсфюрера вступил в контакт с высшим представителем Ватикана в Северной Италии кардиналом Шустером. Вольф же был настолько предусмотрителен, что сам никогда с Шустером не встречался, а поручил это своему подчиненному, штандартенфюреру Вальтеру Рауффу. Таким образом, поставленная Кальтенбруннером ловушка не сработала. Тогда Вольф снова развернул свои аргументы в пользу сговора. Как он сам мне объяснял:
— Моим исходным пунктом была прозападная и антивосточная ориентация…
Препирательства шли долго. Вольф перешел в контратаку, ссыпаясь на свои заслуги перед рейхом, на свою личную преданность фюреру и его директивам. Он категорически потребовал, чтобы весь спор решил сам Гитлер. Гиммлер сразу испугался.
— Вольф, вы были в феврале вместе с Риббентропом у фюрера. После этого Риббентроп послал Хессе в Стокгольм для завязывания контактов, однако фюрер был вне себя от возмущения! — сказал он.
— И понятно почему, — парировал Вольф. — Только потому, что Фриц Хессе, а с ним и Риббентроп провалились. Фюрер не любит неудачников, даже если это его собственные министры!
Наконец, три эсэсовских главаря договорились, что Вольф и Кальтенбруннер вдвоем отправятся в имперскую канцелярию. Гиммлер заявил, что у него много других, более срочных дел (например, эвакуация концлагерей в глубь страны и так далее; о собственных переговорах с графом Берн ад оттом он умолчал). В час ночи Вольф и Кальтенбруннер отправились в путь.
— Часа в три, — вспоминает Вольф, — мы въехали в горящий Берлин и долго колесили, пока добрались до имперской канцелярии. Все это время я не хотел вслух обсуждать с моим спутником наши сугубо секретные дела. Когда же мы вышли из машины и направились через двор к входу в здание, то я сказал Кальтенбруннеру: «Если ты снова вывалишь перед фюрером всю грязь, в которой мы копались много часов, то заруби себе на носу: я на виселицу один не пойду. И ты, и рейхсфюрер — вы оба пойдете со мной!»
Как видим, господа обергруппенфюреры заговорили на своем излюбленном языке — языке угроз и шантажа. Кальтенбруннер все понял и сразу изменил тон. Когда оба явились к личному представителю Гиммлера при ставке Фегелейну, то Кальтенбруннер сказал:
— Вольф прибыл, чтобы дать фюреру объяснение о контактах, которые он наладил, веря в их пользу для рейха. Доложи так, чтобы его приняли…
Не забудем, была глубокая ночь. Но в бункере имперской канцелярии ночь и день смешались. Еще предстояло так называемое «вечернее» (на самом деле ночное) оперативное совещание, и три эсэсовских генерала в ожидании уселись у двери в комнату Гитлера. Дверь открылась, вышел фюрер.