В то же время, завоевывая мировой рынок, германские монополии не могли не задуматься о последствиях курса на развязывание войны. Война, конечно, закрыла бы на определенное время мировые рынки для немецких фирм. Но что будет после войны? Достаточен ли немецкий военно-экономический потенциал для победы в такой войне? Ведь в случае краха позиции немецких концернов будут подорваны на долгое время! Эти сомнения одолевали многих ведущих деятелей нефтяной, электротехнической и химической промышленности Германии, т. е. тех отраслей, которые в 30-е годы совершили наибольший рывок на мировых рынках.
Ответы давались различные. Известен, к примеру, меморандум одного из ветеранов немецкого делового мира Арнольда Рехберга от 18 ноября 1938 года. Исходя из «чисто экономических соображений», он настойчиво требовал избрать для немецкой экспансии восточное направление. «Объектом экспансии Германии, — писал Рехберг, — являются неисчислимые сырьевые богатства России. Чтобы экспансия в этом направлении смогла превратить Германию в империю с прочной и широкой аграрной и сырьевой базой, она должна включить в свой состав русские территории не меньше чем до Урала… Встает вопрос: не следует ли, исходя из наших военных интересов, вернуться к политике, рекомендованной генералом Гофманом и мной, т. е. к попытке создания фронта европейских великих держав против большевистской России? Только когда окончательно выяснится, что не удастся попытка образовать европейский фронт против большевистской России… — тогда можно будет рискнуть осуществить военную экспансию на Восток даже при сопротивлении западных держав».
Что же, в предложениях Рехберга имелась своя логика. В 20-е годы он был ярым проповедником германо-французского антисоветского блока (знаменитый план генерала Гофмана). Теперь он напоминал об этой кардинальной задаче.
В штаб-квартирах крупнейших фирм шло активное обсуждение подобных возможностей. Если Рехберг предлагал образовать «фронт европейских великих держав» в самой общей форме, то другие видели более конкретную задачу: компромисс с Англией. Как констатировал в своем секретном меморандуме член правления «ИГ Фарбен» Карл Краух, одновременно являвшийся генеральным уполномоченным по специальным вопросам химического производства, у Германии в 1938 году «имелись возможности точно определить время и характер политических переворотов в Европе, избегая при этом конфликта с группой держав, руководимой Англией».
Итак, коалиция с Англией?
У мюнхенской политики была и другая база — влиятельные группы английских промышленников. Находясь в менее выгодном положении, чем немецкие монополии, многие английские фирмы охотно склонялись к идее блока с Германией. Идеи экономического сговора с Германией были широко распространены среди ряда ведущих деятелей английского промышленного мира, например, тех, кто считал Германию выгодным рынком для сырья из английских доминионов (хлопок, шерсть). Многие из них считали единственным выходом тесное переплетение германского и английского капитала, с помощью которого станет возможным нейтрализовать американскую конкуренцию.
Так, за несколько месяцев до начала войны влиятельный американский журнал «Джорнэл оф коммерс» писал: «Энергичная поддержка, которую оказывают британские дельцы и банкиры политике международного умиротворения, отражает здравый эгоизм этих групп. За войну богатым классам придется платить — хочется им этого или не хочется. Кроме того, часто забывают, что Германия является ведущим покупателем британских товаров».
Бернд-Юрген Вендт, приведя это высказывание, с иронией напоминал, что и накануне Первой мировой войны английский министр иностранных дел сэр Эдуард Грей объяснял французскому послу Камбону:
— Англия не может дать никаких гарантий, ибо ее главным интересом является интерес коммерческий…
Коммерческий интерес! Даже когда в марте 1939 года вермахт захватил Прагу и Мемельскую область, английские «умиротворители» и не подумали отказаться от своих прогерманских действий.
Переговоры, состоявшиеся 15–16 марта 1939 года в Дюссельдорфе, не предавались в свое время широкой гласности. Действительно, английской стороне это было ни к чему — ведь ею на словах было выражено возмущение очередным актом германской агрессии…
Связи между влиятельными объединениями промышленников Германии и Англии начались давно, и они носили не только экономический характер. В марте 1938 года министр заморской торговли Англии Хадсон заявил, что «сотрудничество промышленников могло бы оказать благотворное влияние на политическое умиротворение». В конце лета того же года начались очередные переговоры между «Имперской группой индустрии» и «Федерацией британской промышленности» с целью заключения соглашения (на манер германо-итальянского). Эту идею активно поддерживали как министерство торговли (Стэнли), так и министерство заморской торговли (Хадсон). Немецкие промышленники добивались снижения английских таможенных пошлин, а английские хотели бы получить доступ на рынки, захваченные Германией. Правда, на первых порах немецкие представители придерживались мнения, что их британские коллеги еще не готовы к созданию «мощного экономического блока Германия — Англия — Франция — Италия». Однако 18 января 1939 года англичане сообщили, что готовы к встрече, а Стэнли и Хадсон объявили о своих предстоящих визитах в Берлин. «Лучшая новость, которую давно не слышал деловой мир», — ликовал журнал «Бритиш трэйд джорнэл энд экспорт уорлд».