Решив подкрепиться, чтобы лучше разобраться в хитросплетениях сюжета, я насыпала в рот новую порцию орешков и сказала укоризненно смотрящему на меня Хучу:
— Да, дорогой, жизнь несправедлива! И твоей и моей печени вредны кешью, но ты не способен взять лакомство из шкафа, поэтому и не ешь его. А я, отвратительная обжора, спокойно лопаю орехи. Но тебе не дам, потому что забочусь о твоем собачьем здоровье и долголетии. Надеюсь, «серо-синее небо мрачной осени твоего лета» не станет еще депресивнее от осознания сей проблемы!
Хуч чихнул, спрыгнул с раскладушки и ушел в дом. Я попыталась продолжить чтение, но на пятой странице сдалась. К Владимиру и Лизе неожиданно присоединилась некая Барбара, которую я приняла за человека, однако через несколько абзацев стало понятно: Барбара — «ментальная сущность психического образа Владимира, астральное воплощение темного зла светлой души, оскорбленной изменой духа». В полной тоске я, не вникая в смысл, пролистала рукопись, открыла последнюю страницу и увидела: «Конец первой части».
Тут мои веки смежились, и я быстренько улетела в страну снов. Из дремоты меня вырвал звонок телефона.
— Насладились? — забыв поздороваться, спросил Благородный. — Уж пора бы!
— Да, — малодушно соврала я.
— Гениально?
И что ему ответить? Сказать честно: «Текст невыносимо скучен и бездарен, я заснула, не осилив первой главы»?
Я не способна на столь откровенные оценки чужого творчества. Меня воспитывала бабушка, которая частенько повторяла:
— Дашенька, всегда лучше похвалить человека, чем отругать. Тебе не трудно, а ему приятно!
— Гениально? — повторил писатель.
— Интересно, — обтекаемо ответила я. — Образы свежи, мысли оригинальны.
— Полянский снимет кино! — возликовал Благородный.
— Я ничего не могу вам гарантировать! — испугалась я.
— Он ваш муж!
— Бывший, — заскрипела я зубами. — Пожалуйста, попробуйте понять, наш брак давно расторгнут, я не имею на него никакого влияния.
— Вы озвучите свое мнение?
— Да, — пообещала я.
— Будете моим союзником?
— Непременно.
— Книга гениальна?
— Восхитительна, — подтвердила я, мечтая быстрее избавиться от графомана.
— Меня ждет «Оскар»!
— Конечно!
— Макс снимет фильм?
— Да, — не подумав, брякнула я.
— Обещаете?
— Да, — на автопилоте сказала я и тут же спохватилась: — Минуточку, Благородный, сколько раз вам повторять: я не могу ничего решать за бывшего мужа.
— Первое слово дороже второго, — по-детски отреагировал собеседник. — Жду объявления имени победителя! Спасибо! Вы замечательная! Самая лучшая! Возьму вас на церемонию вручения «Оскара»! В благодарственной речи скажу добрые слова о Даше Васильевой! Не сомневайтесь, вы имеете дело с аристократом духа, а не с хамом.
Избавившись от психа, я соединилась с Максом и спросила:
— Жюри прочитало все заявленные рукописи?
— Уж не хочешь ли ты поруководить процессом? — с ходу полез в бутылку Макс.
— Нет, мне интересно только имя победителя.
— Олег Красков, — ответил Макс, — надеюсь, ты понимаешь, что весь конкурс — липа, сценарий давно утвержден, и вручение премии «Народный детектив» — чистая пиар-акция.
— У меня есть небольшая просьба.
— Ну? — опечалился Макс.
— Сначала скажи, кто-нибудь прислал рукописи?
— Завалили нас по уши, — засмеялся Полянский. — Народ наивен!
— И как вы с ними поступите?
— Предлагаешь ездить по авторам и вытирать слезы?
— Можно дать им красивые дипломы с золотыми буквами, написать нечто вроде «Иванов Иван Иванович награждается за участие в конкурсе». Копеечное дело, а людям приятно, и на прессу это произведет хорошее впечатление.
— Ладно, — неожиданно согласился Макс, — идея не вредная.
В назначенный день я вручила Олегу Краскову суперприз, москвичам — участникам конкурса, приехавшим на церемонию, отдали дипломы, иногородним литераторам пообещали их выслать. Журналисты поговорили о наших с Максом отношениях, выпили, закусили, и я с чувством выполненного долга уехала домой, решив никогда более не принимать участия ни в каких викторинах, конкурсах и состязаниях.
Не успела я выехать на Новорижское шоссе, как телефон, стоящий в специальной подставке, затрясся от возбуждения. Мне не нравится система «хэндс-фри», поэтому, взяв аппарат и произнеся: «Слушаю вас», — я стала медленно съезжать на обочину.