Вырастает фигура обывателя-мещанина, который нам тогда казался главным врагом коммунизма, врагом номер один, и которого мы, по мере сил своих и возможностей, принялись с азартом изображать в “Попытке к бегству”, “Трудно быть богом”, “Понедельник начинается в субботу” и, особенно, в “Хищных вещах века”. Стало ясно, что коммунистические перспективы застилает какой-то неприятный непрозрачный туман. Стал возникать вопрос: а как, собственно, те реальные люди, которых мы видим вокруг себя, вдруг окажутся в коммунизме? Где та сила, которая сделает их героями повести “Полдень, XXII век”? Нас учили, что это сила очень простая: общий социальный прогресс, рост материального благосостояния, уничтожение нищеты. А когда нищета будет уничтожена и каждый подучит то, что хочет, тогда, как следствие, исчезнут все язвы, мерзости, и все люди станут хорошими. Этот тезис, в школе и на первых курсах университета совершенно очевидный для нас, вдруг дал трещину. Существует же множество государств, где уровень жизни намного выше, чем у нас, но, тем не менее, там полным-полно всякой дряни. С ощущением “ЧТО-ТО НЕ ТО” братья Стругацкие приезжают в Гагры в марте 1965 года и привозят с собой задуманную повесть. Эта повесть целиком и полностью была направлена против злобного мещанина, человека, интересующегося исключительно миром материального и бесконечно далекого от мира духовного. Была, собственно, только ситуация. Вот остров. На острове оказываются люди — терпят, скажем, кораблекрушение — и находят там обезьян. Обезьяны ведут себя странно, люди умирают, происходят загадочные события. А потом выясняется, что встретились людям не обычные обезьяны, а некие псевдообезьяны, которые питаются человеческими мыслями. Символ, как вы понимаете, достаточно прозрачный: жирные, жаждущие только материального существа, живут за счет человеческого интеллекта.
Первый день ты занимались тем, что отрабатывали эту идею. Очень скоро мы отказались от обезьян. Какое нам дело — обезьяны, остров… Нас общество интересует! Лучше взять некое государство неопределенного типа. А вместо обезьян будет тип живых существ, не имеющих самостоятельной формы, продукт параллельной эволюции, тень белковой жизни на Земле. Это некая протоплазма-мимикроид. Она вселяется в живые существа и питается их соками. Протоплазма-мимикроид уже уничтожила в свое время трилобитов. Потом она уничтожила динозавров. Потом напала на неандертальцев. Это было трудней, неандертальцы имели зачатки разума, но и неандертальцы тоже, как известно, были уничтожены протоплазмой. Сейчас протоплазма вовсю размножается на людях. При этом человек, в общем-то, не меняется в своих проявлениях. Как был, так и есть, просто он перестает интересоваться духовными проблемами. Остаются только проблемы материальные — пожрать, попить, поспать, поглазеть… Что мешает протоплазме захватить весь мир? Только то, что У нее есть такое свойство: когда человек усиленно размышляет, протоплазма не выдерживает, начинает разваливаться, разливается, как кисель.
Как видите, здесь была и концепция, и ситуация, но ничего не вышло. Это был, кстати, не первый кризис. Мы уже один раз испытали мощный приступ импотентности, когда пытались написать “Попытку к бегству”, но тот приступ кончился благополучно. Вообще чувство, когда у автора не получается казалось бы хорошо задуманная вещь, — это похоже на то, что, наверное, должен был испытать Дон Жуан, которому врач сказал: “Знаете… Все”. Страшное и неприятное ощущение. Полные паники, мы принялись судорожно листать наши заметки, где у нас, как и у всякого порядочного молодого писателя, был громадный список всевозможных сюжетов, идей. И остановились на такой вот ситуации: на одной планете живет два вида разумных существ. Между ними идет борьба, война. Война не технологическая, а биологическая, которая для наблюдателя извне на войну вообще не похожа. Скорее воспринимается как сгущение атмосферы, либо, вообще, как созидательная деятельность некоего разума.
Мы начали внимательно, осторожно разрабатывать эту ситуацию. Конечно, это была Пандора. Странная планета, где обитают странные существа. Прекрасное место для нашей задумки. Планета, покрытая джунглями, сплошь заросшая лесом. Из леса кое-где торчат белые скалы. На вершинах этих скал земляне устраивают свои базы. Они ведут наблюдение за этой планетой, не вмешиваясь в ее жизнь, и, собственно, не пытаясь вмешаться. Земляне просто не понимают, что тут происходит. Джунгли живут какой-то своей жизнью. Иногда там исчезают люди, иногда их удается найти, иногда нет. Пандора превращается землянами во что-то вроде заповедника. Одной из распространенных профессий наших героев была охота. И вот охотники приезжают на Пандору для того, чтобы убивать тахоргов.
На этой планете сидит Горбовский. Горбовский наш старый герой, в какой-то степени олицетворяющий человека будущего, воплощение доброты и ума, воплощение интеллигентности в лучшем смысле этого слова. Он сидит на краю гигантского обрыва, свесив ноги, смотрит на странный лес, который расстилается под ним, чего-то ждет. В то время нас чрезвычайно интересует проблема, связанная с созданием все более и более развитого и разработанного облика Будущего: чем там люди занимаются. Нас никак не покидает этот вопрос. Почему вообще коммунистическое будущее развивается? Где там движущая сила? Все общества докоммунистические развивались, потому что там имело место противоречие между производительными силами и производственными отношениями. Наконец достигнут коммунизм, нет больше этого противоречия. Что же движет человечество дальше?! Мы представляли себе общество, где нет социальных проблем давным-давно, где решен целый ряд очень сложных научных проблем — проблема человекоподобного робота, проблема контакта с другими цивилизациями, проблема воспитания, разумеется. Человек становится беспечным. Тогда впервые возникает у нас образ: человек играющий. Все необходимое делается автоматически, и люди, миллиарды людей занимаются только тем, чем им нравится заниматься. Как мы сейчас играем, так они занимаются наукой, исследованиями, полетами в космос, погружениями в глубины. Так они изучают Пандору — небрежно, легко, веселясь.
Горбовскому страшно. Горбовский понимает, что добром такая ситуация не кончится, что рано или поздно человечество напорется в Космосе на некую скрытую угрозу, которую представить себе даже не может, и тогда человечество ожидает шок, стыд, смерти и все такое… И вот Горбовский, пользуясь своим сверхъестественным чутьем на необычайность, таскается с планеты на планету и ищет СТРАШНОЕ. Что — он сам не знает. Пандора, которую земляне осваивают уже несколько десятков лет, кажется ему средоточием каких-то угроз. Он и сидит здесь для того, чтобы оказаться на месте в тот момент, когда что-то произойдет. Сидит для того, чтобы помешать людям совершить поступки опрометчивые, торопливые…
Это происходит на Горе. В Лесу — свои дела. Все, что происходит в Лесу, возникло из двух соображений, полученных нами извне. Мы где-то вычитали, по-моему, это были самиздатовские статьи Давидсона, броскую фразу, что человечество могло бы прекрасно развиваться только за счет партеногенеза. Берется женская яйцеклетка, и под воздействием слабо индуцированного тока она начинает делиться, получается точная копия матери. Мужчины не нужны. И вот мы населяем наш Лес существами по крайней мере трех сортов: во-первых, колонисты, разумная раса, которая ведет войну с негуманоидами, во-вторых, женщины, отколовшиеся от колонистов, размножающиеся партеногенетически и создавшие свою, очень сложную биологическую цивилизацию, и, наконец, несчастные крестьяне, мужчины и женщины, про которых просто впопыхах забыли. Они жили себе в деревнях — когда нужен был хлеб, эти люди были нужны. А потом научились хлеб выращивать без крестьян.
И вот в шевелящийся зеленый ад попадает один землянин. Живет и исследует этот мир, не в силах выбраться. Так возникают первые наметки этой вещи. Идет разработка глав. Мы понимаем, что повесть должна быть построена таким образом: глава — вид сверху, глава — вид изнутри. Мы придумываем (и это сыграло большую роль), что речь крестьян должна быть медлительна, жутко неопределенна, и они должны врать. Они врут не потому, что они какие-то нехорошие люди, просто мир так устроен, что никто ничего толком не знает, все передают слухи и поэтому врут. И вот эти медлительные существа, заброшенные, никому не нужные — появляются в нашем представлении как будущее в природе. Выясняется что их очень интересно писать, возникает какое-то сочувствие к ним.