Сюда-то и поднялся Люсин по стальным ступеням ажурной лестницы, узким винтом обвивающей белую трубу. В НТО он уже давно считался своим человеком и даже имел собственный халат, который висел в шкафчике лаборантки Тани, занимавшейся хромотографией на бумаге.
Стол Гургена стоял в глубине «аквариума», под электронными часами без стрелок, на которых, как в метро, вспыхивали и пропадали огоньки цифр. Люсина всегда удивляло, что Гурген вместо считалки — такая же была и у Ковского — пользуется арифмометром «Феликс». Видимо, он так привык. И вообще в этом кибернетическом храме простейшие вычисления проделывались самым примитивным образом. Единственным орудием здешних интеллектуалов была шариковая ручка.
— Вы точны, Люсин, и это делает вам честь! — сказал Гурген, вставая из-за стола. — Садитесь.
Люсин посмотрел на электронное табло: 8.15.
— Что-нибудь удалось, Гурий? — спросил он и взял свободный стул.
— Я обдумал ваше дело, но ничего не решил. Мне не хватает некоторых данных. Я думаю, мы можем попробовать составить алгоритм вместе. Как вы к этому отнесетесь?
— Очень даже хорошо. Мне всегда хотелось посмотреть, как это делается. Но в математике я, как говорится, ни бум-бум.
— Математика тут ни при чем. Чистейшая логика, а мыслите вы как будто логично.
— Благодарю, — улыбнулся Люсин.
— Значит, так. — Гурген взял листок бумаги. — План дачи, который вы нарисовали, я изучил. Но так и не знаю, сколько всего было участников.
— Я тоже не знаю, хотя очень бы хотел знать.
— М-да, это хуже… Ну ничего! Вы же не ждете от меня чуда? В отличие от некоторых ваших коллег, которые разделяют распространенное суеверие, что наша задача — вычислить преступника, вы же разумный человек, Люсин?
— Вы совсем захвалили меня сегодня, Гурий.
— Отчего же? Я говорю то, что есть… Единственное, что мы с вами можем, — это очертить более-менее вероятный круг лиц, чьи действия — я имею в виду манеру, логику, очередность операций и так далее — подпадают под один алгоритм.
— На безрыбье и рак — рыба.
— В таком случае, все отлично. Приступим. Сколько их было, значит, вы не знаете…
— Точно не знаю.
— А предположительно?
— Двое. Это наиболее вероятное число.
— Пусть так… Тогда давайте запишем, кто у нас есть: специалист по окнам, его подручный и жертва. — Он тут же обозначил их буквами — X, Y, N, соответственно. — Теперь попробуем расчленить сам процесс…
В итоге у Гургена получилась следующая запись:
A. Проследить, где находится N: на даче или в городе. Pa. Отсутствует в Жаворонках?
B. Склонить Y к соучастию в ограблении. Pb. Пойдет Y на дело?
C. Скрытно подойти к объекту. Pc. Видел ли кто-нибудь?
D. Когда на соседних дачах погасят свет, открыть парадную дверь. Pd. Погашен ли свет?
Pd. Открыли дверь?
E. Если условие D невыполнимо, взломать черный ход (дверь заколочена изнутри). Pe. Взломали черный ход?
F. Если условие E невыполнимо, проникнуть в дом через трубу камина. Pf. Проникновение затруднено?
G. Если условие E невыполнимо, залезть в окно. Если нельзя вырезать или тихо выдавить стекло извне, удалить замазку. Pg. Проникновение возможно?
H. Похитить N и его вещи. Ph. Похищение состоялось?
K. Если обстановка позволяет, вмазать стекло на место. Pk. Обстановка позволяет?
L. Покинуть объект.
— Вы согласны с этим? — спросил он, после того как Люсин прочитал запись. — Все понятно?
— В принципе да… Мне не совсем ясно только, зачем понадобились вам D, E и F, если достоверно известно, что в дом залезли через окно, а не через камин, а на дверях не обнаружены следы взлома?
— А как, по-вашему, действовал преступник? Он что, сразу же решил вынуть стекло, заранее отбросив другие, быть может, более легкие варианты?
— Нет, конечно, он, видимо, все разведал, изучил.
— Значит, он все же имел в виду, хотя по размышлении и отбросил то, что мы обозначили позициями D, E, F? Так?
— Так, — вынужден был признать Люсин.
— Чего же вы тогда хотите? Как иначе можно записать логический ход противника, как вы называете, — его почерк?
— Вы правы. Гурий. Я принимаю вашу запись.
— В таком случае, весь ход событий может быть представлен следующим образом.
Гурген взял у Люсина запись и вывел итог:
— Понимаете? — спросил он, перебрасывая обратно листок. — Если условие исполнено, стрелка направлена вверх, и соответственно наоборот. Алгоритм как бы назначает очередность возможных операций и управляет ею.
— Прекрасно, — сказал Люсин. — А что дальше?
Он понимал смысл проделанных Гургеном операций, хотя и было ему не совсем ясно, зачем нужна вся эта буквенная алгебра с ее системой стрелок, когда сама картина преступления предельно проста. Видимо, этого требовала специфика машинного интеллекта.
— Советую взять этот способ на вооружение. Он удобен для детального анализа самого преступления и подготовки к нему, манеры проведения операции, сокрытия следов и так далее.
— Да, — согласился Люсин. — На первых порах, когда преступник неизвестен и многое еще не ясно, приходится строить слишком много гипотез. Здесь легко впасть в ошибку, а логическая запись все же как-то дисциплинирует… Но что же последует дальше, Гурий?
— Это уже наша забота. Алгоритм преступления есть. Общую формулу ничего не стоит вывести, а там уже как получится…
— Не понял! — Люсин непроизвольно воспроизвел интонацию генерала. — Что значит — как получится? Я понимаю, что формулы нужны не только для машины, но и для нашего брата сыщика. Одно дело — протоколы, которые каждый пишет по-своему, где масса неясностей и разночтений, другое — формула с ее железной определенностью и отсутствием полутонов. Только «да» и «нет» и никаких «может быть». Сама по себе она в расследовании не поможет, хотя и необходима для унификации преступлений, для записи их на ваши ленточные барабаны. Но я хочу знать, что вы станете делать со всей этой писаниной. Я как себе представлял?
— Ну-ну, интересно, — поощрил Гурген.
— Вы вводите формулу в компьютер, и он тут же выдает все аналогичные варианты, как это имеет место с дактилоскопией.
— Очень хорошо. Вы правильно себе представили нашу работу. Собственно, в машину закладывается не сама формула, а ее цифровой код, но суть от этого не меняется. Вы на высоте.
— Значит, вы заложите данные в машину?
— Выходит, так. — Гурген недоуменно выпятил губу. Похоже было, что он перестал понимать Люсина. Не знал, чего он еще от него хочет.
— Но какой в том смысл? — Люсин упорно гнул свое. — Насколько мне известно, картотеки преступлений, как таковой, не существует. Картотека преступников есть, дактилоскопическая коллекция — тоже, но кодирование преступлений…
— Вот вы о чем! — догадался Гурген. — А мне невдомек… В известном смысле вы правы, Люсин. Работы по унифицированному кодированию всех преступных деяний еще далеко не закончены. Но как вы думаете, почему я тогда взялся за ваши Жаворонки? Чтобы голову вам заморочить?
— Нет, но…
— В том-то и дело! Всякое исследование начинается с наиболее характерных, отличающихся резко индивидуальными свойствами случаев. Разве не так? Мы тоже брали за основу не одни карманные кражи и не убийства из ревности. Поэтому если при разборе карточек кто-нибудь наткнулся на сходный случай со стеклом, то я почти уверен, что его включили в программу. Понимаете? — Гурий отложил ручку.