Бежать было уже поздно, и Толяныч ломанулся навстречу новым противникам, нашаривая в кармане связку ключей - там брелок подходящий, вполне за кастет сойдет.
Схлестнулись.
Махаться по хорошему не приходилось ужу почти год, но форму Толяныч поддерживал. Правда почти сразу он пропустил парочку неплохих крюков, и из носа уже закапало, но это лишь придало злости. "Мастерство не пропьешь..." позлорадствовал он, когда удалось достать одного ногой в пах. Но развить успех не получилось: прямой в челюсть вышиб искры из глаз. Толяныч отскочил в сторону, тряся головой, и заскучал окончательно - начал шевелиться самый первый громила, и скоро станет совсем туго. Против троих не устоять. Оставалось сваливать, да и в голове шумело уже, словно ворона махала крыльями. Двор обрывался оврагом, а дорогу туда перекрывал лишь слюнтяй, не отличавшийся комплекцией. Обманно качнув корпусом туда-сюда, Толяныч провел-таки неплохую двойку "в бороду" одному из челобанов и услышал, как его голова стукнулась об асфальт.
Путь открыт. Теперь ты, слюнявый!
Толяныч прыгнул вперед, увернувшись от другого, пытавшегося его схватить, в три прыжка перекрыл расстояние и сходу взял слюнявого на снабаш*. Лбы с хрустом столкнулись. Слюнтяй заскулил, оседая вниз, дорога свободна, лишь остро и цепко рвануло что-то запястье, но Толяныч уже набирал ход, легко вырвавшись. Он несся вперед, почти как реактивный снаряд, и со всего маху ухнулся в овраг. Вскочил, перебежал ручей и стал карабкаться по довольно крутому склону. Сзади матерились по крайней мере трое, но у него была фора метров в пятнадцать-двадцать, когда он нырнул в уютную темноту леса.
______________ * Снабашь - удар лбом в лоб или переносицу взависимости от роста противника.
Дыхание сбилось очень скоро, и Толяныч тормознул, выискивая не глазами - куда тут глазам-то, в ночном лесу - а последним оставшимся чувством какую-нибудь палку. Он уже прилично углубился в лес, и преследователей не было слышно. Все равно прислушался: кажись, отстали или просто не побежали. Присел сначала на корточки - коленки ослабли, и болела скула - затем повалился на спину. Прошлогодняя листва зашуршала не хуже пижамы теть Маши. Через все тело гуляли судороги, а правая рука в районе запястья подозрительно онемела, словно он долго и сильно колотил ею по бревну. Левой рукой Толяныч залез в карман и с удивлением обнаружил, что сигареты на месте. Хоть это было опасно, все же он не удержался от соблазна и неловко прикурил.
***
Толяныч, сделав небольшой круг по лесу, опять вышел к ручью и прислушался. Тихо. "Ну прям Фенимор Купер* какой-то" - подумалось, и он стал спускаться с обрывчика к ручью. Неплохо хотя бы умыться.
______________ * Писатель, писавший про индейцев. Автор "Зверобоя" и "Последнего из могикан"
Приятно было подержать разбитые кулаки в проточной воде, а уж правую-то он погрузил чуть ли не до локтя, не обращая внимания на намокший рукав. Одновременно прикидывал - каким бы путем добраться до Мурзика, да чтоб больше не нарываться. Не исключено, что его в данный момент ищут по соседним дворам и, кстати, вполне могут попытаться подловить по дороге домой. Да, это, пожалуй, самое вероятное. А ребята с такими тачками не любят получать по мордасам. И уж тем более надо быть настороже - второй схватки подряд никак не потянуть.
Страшно хотелось пить, голова немного кружилась, в области диафрагмы разливалась противная мелкая дрожь. Все признаки знакомого послебойцового отходняка на лицо, да и схлопотал он сегодня неплохо.
Толяныч опять закурил и потихоньку, осторожно оглядываясь и прислушиваясь - вон какая-то компания гуляет, это шумно, значит не опасно... вон парень с девушкой в обнимку у кустов сирени, тоже нормально... - помелся к дому Мурзика, бережно придерживая онемевшую руку.
"Вот бляха-муха, пустым теперь ходить не годится... Похоже, слюнявый мне впрыснул что-то, никогда еще такого отходняка не было... А кстати, о следующем разе - может и ждать долго не придется. Ты по сторонам-то поглядывай, слышь, сосед..."
Толяныч исходил из худшего: если людоедство ему не привиделось, дело совсем худо - как бы не решили, что он их выслеживал. Тогда самая маза прямым ходом на обед угодить в виде гарнира. Что-то типа "Пальчики под соусом".
"Интересно, а чего это они меня не смутились тогда в машине? Ведь любой нормальный человек бы... Или я ненормальный?"
Мысли путались, Толяныча бросало то в жар, то в холод, выжимая из пор кожи отвратительно-липкую испарину. Он доковылял до дома Мурзика под самые окна - благо, что первый этаж, и постучал.
- Откройте, мужики, это я. - Губы почему-то плохо слушались, онемение начало стремительно распространяться вверх, пальцев правой руки он вообще не чувствовал.
Крот помог забраться в комнату и вместе с Мурзиком принялся внимательно изучать его лицо.
- Красавец! Где же это тебя носило, придурок? - Оба были уже в изрядном подпитии и трезветь, кажется, не собирались.
- Да вот, сходил к соседнему дому... - Как можно небрежнее сказал Толяныч. Вышло совсем неразборчиво.
- Слушай, Фант, ну какого хрена тебя туда понесло! Опять неприятностей хочешь? Пока я все не разнюхаю, чтоб носу никуда не казал. Я тебе про это только что говорил, - многозначительно сказал Крот Мурзику и поднялся. Короче, я пошел звонить, а вы тут подлечите парня. Теть Маш! Иди сюда - дело есть.
Пришла тетя Маша, охая, осмотрела опухший нос, быстро заплывающий глаз и прочие повреждения. Толяныч показал ей на руку и сам с удивлением обнаружил на запястьи ровные полукружья от зубов:
- Бляха-муха! Так он меня в натуре куснул. А я-то думал, что это наркотик... - Лицо теть Маши посерьезнело, Крот задержался в дверях:
- Что там, теть Маш?
Она двумя пальцами осторожно взяла Толяныча за рукав, заставляя его поднять руку, наклонилась, словно страдала дикой близорукостью, и сильно втянула в себя воздух:
- Плохо дело, миленький. Жгут уже не поможет, блокада тоже...
- Да что там?!!
- Иди, Сережа, иди, куда шел. Это уж мое дело.
Она, по возможности избегая прикасаться к Толянычу, повела его в ванную, по пути крикнув что-то по-цыгански. Прибежали еще две женщины, одна очень молодая - отметил про себя Фантик, словно плавая в густом тумане... На руках у женщин были толстые стеганые рукавицы, расшитые замысловатым узором, напоминающим печатные платы.
С него осторожно стянули куртку и майку. Рука совсем одеревенела и уже ничего не чувствовала. Что с ним было дальше, Толяныч не запомнил. Куда-то вели, делали какие-то инъекции... Из оцепенения его вывела дряхлая бабка, протягивающая чашку с желтоватым пойлом, по запаху не сильно отличавшимся от мочи, возможно, что и лошадиной:
- Не, лучше водки. - Упрямо прохрипел Толяныч. - Что это со мной, теть Маш?
- Пей! - Голос теть Маши был какой-то странный, он звенел, словно перетянутая струна. Такого Фантик от нее еще никогда не слышал, даже когда эмгэбисты делали в квартире обыск, а задняя комната была завалена левыми мехами.
Он выпил - похоже, действительно моча...
- Вот и хорошо, мой золотой, теперь пошли. - Чуть приподнял туманную завесу вибрирующий теть Машин голос. - Тут лекарствами не обойдешься, надо Обряд проводить.
Они прошли в комнату, где на полу кругом сидели женщины и тянули протяжный напев. Еще в комнате было множество свечей самой разной формы и размеров, и их неверный свет сгонял тьму в углы, делая их совсем уж непроницаемо черными. Толяныч вошел в круг, и кто-то сунул ему в руку тяжелый допотопный нож с наборной рукоятью. Пальцы на рукояти утверждать пришлось помогая себе левой рукой. Все происходило как во сне. В центре круга на низкой тумбочке он увидел небольшую белую собачку, живую, разложенную, как для препарирования. Он понял предназначения ножа.
Молодая девчонка, звеня монистами, провела ногтем по белой шерсти, словно намечая линию разреза. Толяныч видел мельчайшие детали - розовеющую сквозь шерсть кожу, точечки сосков в два ряда, тонкий узор морщинок на собачьем носу...