– Захар, ей же можно было помочь, а ты сбежал! – не удержалась я.
– Чем я ей помог бы?! Толкнул на кровать, чтобы проспалась! Я же не знал, что она упадет мимо! И вот так… застынет! Стоп! А ты… не может быть! Ты видишь, что ли, все это?! Как?!
– Не важно, – вновь отговорилась я, убрала руки с его груди и соскочила с подлокотника кресла. – Жанна упала, ты даже не посмотрел, что с ней, и сбежал. Это – факт.
– Ты думаешь, жива она? – спросил он с надеждой.
Я лишь отрицательно помотала головой.
– Где твой телефон, Захар? Ноутбук, папка, что ты принес в дом? В ней какие-то важные документы?
– Вот телефон. Я сим-карту выкинул. Да, каюсь, бесполезный жест. – Захар, повертев айфон в руке, отбросил его на стол. – Дай пакет какой-нибудь.
Я молча достала из секретера бумажный конверт формата А4 и протянула ему.
– На кухне молоток для мяса возьми.
Он вернулся скоро, потряс запечатанным конвертом – телефон расколотил на мелкие кусочки.
– Все. Остальное в машине. – Захар успокоенно улыбнулся. – Поедем прямо сейчас на дачу, а? Не хочу тебя подставлять! Жора чухнется, ищейку по следам пустит. Понатыкали камер на каждом перекрестке! Я авто оставил за три квартала отсюда во дворе, где три барака старых. Знаешь, у порта? Чуть не единственный двор в центре без шлагбаума! Заезжай кто хочешь. И мест парковочных до фига. Ни у кого из жителей машин нет, что ли? Сюда шел по закоулкам, где офисов и магазинов нет. Чтобы в камеры не попасть. Маску нацепил… по самые брови! Хотя не обязательно в маске-то по улицам. Как думаешь, если на камере будет видно – не подозрительно? Идет такой… лоб здоровый, кругом никого, а рожу прикрыл. Не подумают чего? А, Лян? Фандо меня мигом узнает, если что… Вот черт!
Я понимала, что Захару нужно дать выговориться, и почти его не слушала. Я соображала, каким маршрутом будет безопасней добраться до озера. По трассе придется двигаться до полицейского поста у въезда на мост через Татьянку. Другого пути нет. Если через сотню метров после моста свернуть в село Пенкино, миновать его по окраине, то дальше идет грунтовка вдоль полей и леса, с которой и будет съезд на лесную дорогу к дачам. Поворот этот человек несведущий вряд ли заметит. Но много лет назад кто-то из дачников, чтобы не проскочить мимо, привязал красную ленточку на ветку придорожной сосны. Она, давно вылинявшая до бледно-розового цвета, и поныне там.
Сейчас дорогой этот путь по лесу можно назвать условно. А много лет назад, когда я была ребенком, в любое время года жители поселка передвигались без проблем – машины ездили часто, утром и вечером, укатывая в итоге землю почти до твердости городского асфальта. Зимой же отец чистил проезд от снега, размахивая лопатой…
– Ты что, не слушаешь меня совсем? – тоном обиженного ребенка произнес Захар.
– Я тебя услышала, Тальников. Не впадай в детство, я тебе не мама. Кстати, как родители? – машинально спросила я, хотя тут же вспомнила слова Таты, что старшие Тальниковы несколько лет назад переехали на жительство в Анапу.
– Они с мелкой теперь у моря живут, дом купили. Помнишь мелкую? – Захар широко улыбнулся.
– Асю? – Я с трудом вспомнила его младшую сестру.
– Аська мамой стала весной, а я еще племяшку не видел. Твои где?
– Отца нет, мать с моим братом и новым мужем живет в Германии, – после небольшой запинки коротко ответила я и испытала что-то вроде удовлетворения – впервые мысли о родителях не причинили боли.
– Смутно как-то твоих родственников помню. Я дома-то у тебя бывал несколько раз всего. И был уверен, ты – единственный ребенок.
– Была единственной, когда мы с тобой… учились вместе. Поехали, Захар. Так понимаю, вся твоя одежда на тебе? На даче полно мужского барахла, переоденешься. Штанцы, правда, коротковаты будут: отец был ниже тебя почти на голову. – Я усмехнулась, представив упитанного, высокого Тальникова в папиных трениках. – Едем на моей машине, высаживаю тебя за квартал до порта, забираешь все, что нужно, из своей тачки и пешком топаешь до строительного рынка. Я там на стоянке буду ждать.