Так и не получил я на своей родине доступа к трудам австрийского ученого, который впервые осмыслил роль сексуального начала в поведении личности. Читать эти книги мне довелось на Западе уже после эмиграции.
В России я долгие годы полагал, что мои неприятности с Фрейдом зависят от бюрократического характера библиотеки им. Ленина и ее сотрудников. Но недавно, уже в Нью-Йорке, я взял интервью у киевского художника М. Т. Он рассказал, как в Киеве в Республиканской библиотеке ему не разрешили читать книги римского писателя I века н. э. Петрония. Художник М. Т. — любитель и знаток античности. Придя однажды в читальный зал Республиканской библиотеки в Киеве, он попросил дать ему книгу Гая Петрония Арбитра „Сатирикон”. Оказалось, что из-за слишком вольных сцен, которые позволял себе поэт двухтысячелетней давности, книги его (выпущенные в Советском Союзе) стоят в специальном секретном зале библиотеки. Их не только не выдают читателям, но даже карточки на эти сочинения изъяты из каталога, чтобы читатель вообще не спрашивал их.
„В каждом новом издании Петрония советские переводчики делают все большее число пропусков, которые заполняют многоточиями, — рассказывает художник-киевлянин.
— Принцип „смягчения”, а по существу искажения, текста широко распространен при переводе и других римских и греческих авторов. „Смягчающие” поправки внесены, в частности, в VII элегию при издании Третьей книги Овидия Назона „Аморес”. Делать такие поправки переводчиков заставляют в одних случаях редакторы издательств, в других — цензура. Зная об этой тенденции начальства, переводчики подчас и сами уродуют тексты древних авторов”.
Да что там римляне и греки! Даже великие русские поэты — гордость отечественной литературы, не избегают ножниц цензуры. Всякий раз, как классики позволяют себе какое-то легкомыслие, их одергивают. Строго наказан Михаил Лермонтов (1814–1841): его блестящие „Юнкерские поэмы” можно найти разве что в академическом издании предвоенных лет. Но и там текст слишком вольных поэм „Гофшпиталь”, „Петергофский праздник”, „Монго” и других на добрую половину выброшен строгими блюстителями пристойности и заменен точками.
Для широкой публики недоступны и те издания Александра Пушкина (1799–1837), где содержится его шутливо-эротическая поэма „Сашка”. Составители собраний сочинений великого поэта как правило исключают также текст другой поэмы-сказки „Царь Никита и сорок его дочерей”. Сказка, написанная, когда поэту едва исполнилось 23 года, может показаться несколько фривольной, но в ней нет ни единого неприличного слова или непристойного выражения. У мифического русского царя Никиты — сорок дочерей. Красавицы и умницы, они однако лишены от рождения главного признака своего пола. В сказке повествуется, как некая колдунья, которую с трудом разыскал в лесу царский гонец, согласилась помочь царским дочерям. Она вручила гонцу запертый ящик с сорока столь ценными прецметами. Дальше говорится, что по неосторожности гонец чуть не утерял дорогой поцарок; как, наконец, доставленный во дворец ларец помог 40 очаровательным девушкам обрести то, что им не хватало, выйти замуж и стать счастливыми…
Годом раньше молодой Пушкин написал свою „Гаврилиаду”, поэму, которую поэт Вяземский определил как „прекрасную шалость”. „Царь Никита” стоит в том же ряду пушкинских гениальных шалостей. Развлекая себя и своих друзей-читателей, поэт между прочим стремился досадить и „важной дуре, слишком чопорной цензуре”. Царскую цензуру поэту одолеть удалось: до революции поэма про Никиту и его дочерей публиковалась. А в советское время она появилась лишь дважды в строго академических изданиях.
Есть в этой поэме-сказке, написанной 160 лет назад, эпизод, удивительно созвучный сегодняшнему положению в Советском Союзе. Царь Никита панически боится упоминания о сексе и запрещает своим подданным любое слово на эту тему. Методы его сильно смахивают на методы, принятые в современной России.