Сейчас она со всё тем же выражением злобы на весь мир направлялась прямо ко мне. Вернее, к нам с Жасымом, отчего тот оборвал фразу на середине, съежился и стал бочком, по стеночке отходить в сторону. Натаху наш Казах слегка опасался — особенно если она показывала, сколько стали имеется в её непростом, но и не очень сложном характере. Я же остался стоять на месте и даже почти не косил глазом в её сторону. Идёт и идёт, наверное, надо чего.
— Серов…
— Да, Наташа? — я повернулся к ней всем телом, словно только что заметил её.
— Тебя к комсоргу вызывают, — выплюнула она. — Иди быстрее.
— Зачем? — я на самом деле удивился, поскольку считал, что мои отношения с комсомолом завершены и возобновлению не подлежат.
— Откуда мне знать? — почти крикнула она.
Стоявшие рядом студенты начали поворачиваться в нашу сторону, предчувствуя развлечение, которое поможет скинуть напряжение перед неизбежной встречей с Рыбкой.
Я же не стал реагировать на её крик и просто наклонил голову, глядя прямо в её глаза. Они были зеленовато-болотистого оттенка и сидели слишком близко к носу; смотреть на них было очень неудобно, но я надеялся, что это долго не продлится. Так оно и вышло.
— Серов, ты чего на меня уставился? — прошипела она.
И снова сделала она это достаточно громко. Со стороны одногруппников раздались смешки, а какой-то весельчак пошутил про любовь, которая нечаянно нагрянет.
Но если они собирались меня серьезно задеть, то выбрали не ту тему. Шутки сверстников моего нынешнего тела про любовь были мне безразличны.
— Натали, — сказал я, подвинувшись к ней поближе и понизив голос. — Какого хрена ты на меня рычишь? Я у тебя что, булочку отнял? Зачем меня наш вождь зовет?
— Какую булочку? — удивилась она.
— Вкусную, с изюмом, сегодня в кафе продавали, по восемь копеек. Наташа, вождь, — напомнил я.
Она отвела взгляд и потупилась.
— Не знаю я, — пробормотала она. — Он не сказал, я не спрашивала. Он сейчас в комитете сидит, так что иди скорее, а то уйдет…
— А кто кому нужен? — усмехнулся я. — Свалит — потом сам меня будет искать. Мне он без надобности, все свои дела с ним я решил.
Вернее, он решил — ну или в райкоме комсомола за нас обоих решили, — но это мне было без разницы.
— Так уж и все? — она попыталась сказать это с ядом, но получилось с какой-то малопонятной мне надеждой.
— Все, — кивнул я. — И это совершенно точно. Так что кончай кукситься на меня. Тогда я тебя прощу и буду не любить не очень сильно.
— Серов! Что ты такое говоришь?!
Окружающие послушно заржали.
— Что, Савельева, обломал он тебя? — спросил кто-то.
— Эй! — я повернулся к этим неудачникам. — Не лезьте в чужие дела. Никто никого не обламывал. Всё в порядке. Это мы про любовь к родине.
Ответом мне был громкий смех. Да, над любовью к родине тут уже вовсю смеялись.
И это мне почему-то очень не понравилось.
Глава 8
Там у них гнездо
Наверное, лучшим для меня выходом было не ходить ни в какой комитет комсомола. Натаху я не обманул — все свои дела с Сашей я считал законченными. Мои идеи были зарублены на корню, как и моя вовлеченность в жизнь комсомольской организации института. К тому же Саша наверняка поинтересуется, почему я не был на собрании, и вряд ли ему понравится мой ответ, потому что он был простым, но грубым.
Тем не менее я скомкано попрощался с Жасымом, посмотрел на дверь в кабинет Рыбки — Дёма там чего-то задержался сверх меры, что для его знаний по алгебре было необычно. Впрочем, не исключено, что уважаемая госпожа Фишерман просто развлекалась, мучая несчастного студента, который, в принципе, был забавным, если не обращать внимания на отдельные выходки. Но уже в следующее мгновение я выбросил Дёмыча из головы и отправился к парадному входу.
Перед самой дверью в кабинет я снова засомневался в правильности происходящего, но потом напомнил себе, что будущее вновь может стать неопределенным, а подстилка соломки в разных местах повышает вероятность спасения в сложных обстоятельствах. Без перестройки и разрешения кооперативов здешний комсомол мог влачить безбедное и сытное существование бесконечное количество времени.
Молодое поколение регулярно исторгало из своих рядов достаточно активных индивидуумов, которые буквально горели общественной нагрузкой, так что никакого кадрового голода ни ВЛКСМ, ни КПСС не испытывали. Наоборот — они всячески ограничивали будущих карьеристов, создавали искусственные трудности на пути к властным вершинам, которые предполагалось героически преодолевать. К тому же тут очень ценилась ленинская фраза про кухарку и управление государством, которую партийные функционеры понимали достаточно буквально, а потому порулить давали буквально всем — на случай, если человек вдруг скрывает свои управленческие таланты. Конечно, подавляющее большинство не могло управлять не то что государством, но и собственной жизнью, а потому быстро оказывались вне партийной вертикали, но, видимо, несколько найденных самородков стоили подобных издевательств над школьниками и студентами.