Я не сомневался, что Саша нацелился как раз на попадание в систему — через комсомол, а потом и партию. Такой вид карьеры не предполагал специфических знаний, например, по заборостроительству, хватало нескольких инструкций и небольшой толики здравого смысла. Для этой карьеры нужно было не бояться толпы, уметь общаться с людьми, а также много и складно говорить, хотя бы и по бумажке; все эти качества у Саши имелись. К тому же он был отличником, что тоже очень ценили в комсомольцах старшие товарищи из партии. В общем, это был готовый кандидат на одну из непыльных должностей в райкоме комсомола, где его окончательно обработают в нужном направлении — и пнут в сторону райкома или сразу горкома КПСС.
Саша, видимо, всё это и сам понимал, потому что дураком не был. Понимал он и то, что для нормальной жизни в различных райкомах или горкомах нужна команда своих людей. Наверное, какие-то зачатки этой команды он имел — сформировал за несколько лет руководства институтским комсомолом. Я не исключал, что он заодно присмотрел и перспективного покровителя, чтобы войти уже в его команду. В конце концов, это было нормально для любой иерархической структуры.
Я вдруг подумал, что Черненко на посту Генсека слегка ломал эту нормальность — судя по кадровым решениям, которые я успел изучить, своей команды у него не было, он пользовался теми, кого набрал его многолетний шеф Брежнев. Горбачеву же вообще придется искать «своих» буквально на ходу, сейчас у него никого не было. И две подряд ненормальности привели к тому, что налаженный движок советского государства серьезно засбоил, а потом и сломался. Впрочем, это могли быть мои домыслы, которые ничего общего с реальностью не имели.
Я вздохнул и потянул на себя дверь комитета.
В первый момент я подумал, что снова оказался в прошлом. Был вечер, была большая просторная комната, в которой комсомол мирно уживался с профсоюзом, а Саша сидел за своим столом и опять трудился над неким монументальным трудом. Даже стопка была такой же большой, если я, конечно, правильно помнил то, что видел мельком в нашу с ним первую встречу.
— Привет, — поздоровался я.
Он кивнул, дописал несколько слов, поставил точку — и посмотрел на меня.
— А, Егор, — он оторвал задницу от стула и протянул мне руку. — Привет-привет! Как дела?
— Идут потихоньку, — осторожно ответил я. — Зачеты вот закрыл.
— О, это ты молодец. И спасибо, что заглянул, — он бросил рассеянный взгляд на листок, но потом переложил его в стопку к остальным и снова посмотрел на меня. — Тебя хотят видеть в райкоме.
Мне это не понравилось, хотя приглашение в райком для рядового комсомольца наверняка не означало ничего плохого — если рассматривать ситуацию с точки зрения обычного карьериста. Напротив, это могло приоткрыть для этого комсомольца дверь в мир различных свершений на партийном поприще. Я сомневался, что тамошние работники желали увидеть меня, чтобы сделать строгий выговор, например, за новые джинсы. К тому же Саша тоже был в джинсах — причем явно фирменных, тёмно-синих и достаточно новеньких. В эти времена ношение одежды вероятного противника не наказывалось, хотя и не поощрялось; глупо наказывать людей за то, что пытается продать наша советская промышленность. А вот фарцовка тут каралась строго, что есть, то есть.
Я покатал в уме возможные варианты ответа, ничего не придумал и просто молча уставился на него, ожидая продолжения.
— Да не жмись! — воскликнул Саша. — Ребята просто хотят познакомиться… и девушки тоже. Ты их заинтересовал.
Слышать такое было неожиданно приятно.
— Зоопарк на Баррикадной находится, — всё-таки буркнул я, чтобы он не слишком обольщался на мой счет.
— Ха! — Саша стало весело. — Нет, они посмотрят тоже, но в основном хотят пообщаться.
— Зачем? — меня эта затея всё равно смущала, хотя толком объяснить причины этого я бы не смог.
— Хотят знать, как живут комсомольцы института, — Сашу, кажется, мотивы его старших товарищей из райкома не интересовали нисколько. — Мои рассказы это мои рассказы, но личное общение с членами первички ничего не заменит. Кстати, ты же не был на собрании?