Заявившись чуть ли не на рассвете, Андреяха проследил, как, набросав сено на подводу, Ванька поехал к конеферме и стал охапками разносить корм лошадям. Вилами он не пользовался: боялся, вдруг лошадь взбрыкнет ногами и невзначай напорется на вилы. Ванька тащил очередную охапку сена, а Андреяха его сзади по макушке ─ хлоп!
Бросив сено, Ванька радостно заорал:
─ Андре-я-ха!
─ Как угадал? ─ спросил тот вроде как недовольным, а на самом деле веселым голосом.
─ Только ты так можешь подкараулить, больше никто, ─ обернулся Ванька, и друзья стали обниматься, тискать друг друга. Оглядев наконец Андреяху с головы до ног, Ванька удивился: ─ У-ух, какой ты стал!
─ Это какой же? ─ рассмеялся Андреяха.
─ Совсем не наш, не бирюченский. ─ Андреяха и в самом деле неплохо принарядился: костюм, светлая рубашка, начищенные туфли, а на голове ─ фуражка с коротким козырьком. И вообще, весь такой важный, просто не узнать.
─ А-а, ─ небрежно отмахнулся Андреяха. ─ Вот поживешь в Москве, таким же станешь. Москва, она брат, людей сильно меняет. Так-то, угадчик! ─ И опять тряхнул Ваньку за плечи. ─ Ничего, скоро сварщиком станешь, ─ произнес непонятное слово ─ "сварщик". Пояснять не стал.
─ Переночуешь? ─ спросил Ванька, но Андреяху в первую очередь интересовало, есть ли у друга на руках отходничество и паспорт.
─ Все есть, не переживай, ─ успокоил Ванька. ─ Батяка помог.
─ Это хорошо. А с ночевкой никак не получится. Мать Христом- Богом просила вернуться и побыть с ней. Надо уважить. И, слышь, вообще в Бирюче умоляет остаться, плачет. А я говорю: как же останусь, если Ваньку надо устраивать? "А-а! ─ машет рукой. ─ Он такой же, как и ты, непутевый". Да я не обижаюсь. В самом деле, куда скачем? Ну вот, к примеру, чем тебе плохо в Синявке? Но ведь едешь? Ладно, к слову пришлось. Так что остаться на ночь не смогу. Придешь в Бирюч, там и отведем душу.
─ Никак гармошку привез? ─ обрадовался Ванька.
─ Какую гармошку? ─ не понял Андреяха.
─ Ну, ты ведь говорил, что купишь.
─ Ах, вон ты о чем! Знаешь, закутился, завертелся, еще и учеба. Да я и играть-то, поди, разучился.
─ А я вот, если все хорошо сложится, обязательно куплю баян, ─ размечтался, произнес Ванька. ─ Гармонь ─ хорошо, а баян ─ лучше!
─ Купишь-купишь, ─ кивнул Андреяха. ─ Ты ведь не то что я, ты ─ музыкант!
Посмотрев, где Ванька живет и работает, а также договорившись о времени отъезда из Бирюча в Таловую, Андреяха ушел.
А Ванька теперь точно знал, когда надо рассчитаться с работы и вернуться домой. Только вот куда ─ домой-то? К матери в Анучинку или в Бирюч к отцу?.. Нет, попрощаться с матерью конечно, все-таки придется, но в Анучинке он не задержится. Сердце томительно ёкало. Он ведь и на поезде сроду не ездил, и городов не видал. А тут сразу ─ Москва!!! Москва ─ всем городам ─ город!..
Проводы ─ дело всегда хлопотное, грустное, порой даже плаксивое. Особенно если провожают надолго. По Ваньке плакали жены дядьев Григория и Левона, тетка Мария, отцова Дуняша. Ванька крепился, стараясь держаться ─ одним словом, духарился. Возможно на его относительном спокойствии сказалось то, что последние восемь лет он по разным причинам мало жил с матерью, а больше скитался по чужим людям: в Рубашевке, Николаевке, Смирновке, Синявке. Порой жил у родственников матери в Бирюче или у отца и тетки Марии.
В общем, прощания с родными в Бирюче прошло без Ванькиных слез. Все желали ему не забывать про них и выбиться на новом месте в люди. Дядька Григорий напомнил крестнику, что "люди, они везде люди". Надо только честно трудиться, тогда, глядишь чего-то и добьешься. Отец пообещал писать письма, на первых порах это поможет ему пообвыкнуться. Добрых было много, а лучше всех сказала родная по отцу сестрица Таня: "Приезжай к нам, братик, мы тебя знаешь как любим!.."
Впереди у Ваньки оставалось еще прощание с матерью, которое его... пугало. Что он ей скажет, и что напоследок скажет ему мать? За день до отъезда Ванька отправился в Анучинку. Пока шел, передумал о многом.
Представлял встречу и так, и эдак. Столько их было, встреч и прощаний с матерью, как хороших, так и плохих. Разве забудешь встречу в мае, когда мать огород копала. Сейчас не май, а конец сентября, но огороды к зиме тоже кто вспахивает, а кто копает. "Вот было бы здорово опять встретиться на огороде!" ─ мелькнула шальная мысль. Только вот покопать-то с ней ему не придется. Простится ─ и сразу в Бирюч. Андреяха ждет.
... И надо же! Опять встретились на огороде. Мать, копала и ждала его. Увидев Ваньку, копать перестала. По глазам видно, что обрадовалась. Когда подошел, с тревогой спросила:
─ Уезжаешь?
─ Ага, мам, завтра поутру, ─ дрогнувшим голосом ответил Ванька. ─
Пришел вот, чтобы сказать...
Закрыв глаза, мать прижала Ванькину голову к груди и заплакала. ─
Не надо ничего говорить... ─ всхлипнула. ─ Я и так понимаю. Думала, не зайдешь. Спасибо... Только теперь поняла, как без тебя будет плохо... ─ сокрушенно покачала головой: ─ Так мне, дуре, и надо, так и надо...
Как ни крепился Ванька, но не сглотнул подступивший к горлу горький комок и тоже заревел. Обнимая матерь и шмыгая носом, он прерывисто говорил:
─ Ну почему, мам, мы с тобой такие... разнес...частные? Почему?..
─ Прости, сынок, прости! Я все о себе думала, вот и дожила...
─ Письма буду писать, ─ заверил Ванька, но она его будто не слышала. ─
Это Господь Бог меня покарал! Это он наказал!.. ─ Похоже, и в самом деле горько сожалела, что он уезжает. Ведь всегда был где-то рядом, под боком. И как бы там ни было, но она его ждала. А теперь ждать некого. Совсем одна. Наверно и впрямь бабушка Марфа уж слишком ее жалела. Вот и пережалела, испортила...
─ Она и меня жалела, но не испортила, ─ возразил Ванька. ─ Она была добрая. Не могла по-другому.