─ Сказывай, что делать, ─ наконец-то покорно согласилась Александра. ─ И пошли в избу, а то я тут совсем закоченела. ─ Взяв пустой горшок, она, зябко подергивая плечами, направилась к двери. Тимофей пошел следом, но лампу гасить не стал, потому как еще придется брать из погреба кое-что из продуктов.
"Слава Богу! ─ думал, успокаиваясь. ─ Кажется, убедил. Теперь скорей бы собраться, но тут поможет Ермильевна, да предупредить Григория. Как бы тот еще не заартачился. По характеру с сестрой что две капли ─ взрывные, непредсказуемые, хотя и быстро отходчивые.
Дорожную сумку Тимофею с оханьем и аханьем собирала Ермильевна. Она, пожалуй, больше всех переживала за его уход на фронт. Иногда спрашивала, возьмет ли он с собой ту или иную вещь. Впереди зима, и это надо было учитывать. Проще было с продуктами. Тимофей попросил положить побольше сала, хлеба, картошек, сварить яиц. Не известно сколько придется добираться до красных ─ все поестся.
Проснулся и расплакался в люльке Ванюшка. Детское сердечко будто почуяло неладное. Ермильевна тут как тут, на ее руках он удивительно быстро успокаивается. Взяв мальчишку и убедившись, что сухой, Ермильевна передала его подержать отцу. Ванюшка своими доверчивыми глазками внимательно уставился на него, а потом вдруг положил головку на плечо. Ермильевна растрогалась.
─ Надо же, как мальчонка все понимает! Давай мне его, Тимош, пускай в люльке досыпает.
Александра тоже суетилась, часто спрашивала мужа: "Это возьмешь? А это?" Вместе с Тимофеем сходила в отцовский дом, чтобы предупредить брата. Тот сразу стал собираться в дорогу. Лишь когда Тимофей с сестрой уходили, спросил:
─ Ружьишко-то возьмешь? ─ Тимофей кивнул головой. У него хранилась старая отцовская берданка. ─ Я тоже на всякий случай прихвачу, авось пригодится. ─ Больше всего Григорий расстраивался из-за непогоды.
─ Такое ненастье нас как раз и устраивает, ─ заметил ему Тимофей. Григория, как ни странно, влекла неизвестность предстоящего ухода, и он успокаивал отца с младшим братом Левоном, которые за него переживали.
Начинался рассвет: серый, сырой и ветреный. Тимофей все чаще бросал томительный взгляд на настенные ходики, которые безучастно отбивали последние минуты его пребывания дома. Подходил к окну, вглядывался в утреннюю темень, но, ничего не разглядев, задергивал шторку. Ждали Григория. Как только он подойдет, сразу отправятся к ветряку. Тимофей еще раз напомнил жене, чтобы вместе с сестрой Марией и братом Яковом сходила в Тишанку на похороны Петра. Было решено идти пешком, так как казаки запросто могли забрать лошадей вместе с подводами.
...Раздался стук в окно ─ Григорий. Он зашел: за плечами небольшой походный мешочек, ружье опущено стволом вниз, в сапогах, в старом плаще с капюшоном.
─ Чевой-то мешочек-то совсем махонький, ─ заметила сестра.
─ А я рассчитываю на Тимофея, авось и на меня прихватит, ─ улыбнулся брат.
─ Прихвачу, прихвачу, только мой мешок сам и понесешь, ─ согласился Тимофей.
Так и сделали: свой мешок Тимофей передал Григорию, а его пристроил себе на спину. Поглядев на Ермильевну и сестру, Григорий вздохнул:
─ Ладно, я пойду, а вы тут прощайтесь. Только не слишком долго и без слез. ─ Хлопнув дверью, вышел на улицу.
Обняв и поцеловав заплакавшую Ермильевну, а потом перекрестив спавшего в люльке Ваньку, Тимофей с Александрой вышли в сени. Наступили тягостные минуты прощания с женой: она стояла с одной стороны открытой уличной двери, он ─ с другой. Тимофею видно, как широко расставляя ноги, чтобы не упасть, по расхлябистой дороге медленно удалялся Григорий.
Утреннюю тишину нарушали надоедно стучавшие по железной крыше капли дождя да шумные ручейковые стоки воды по боковым железным трубам. Тимофей и Александра молча глядели друг на друга.
"Надо что-то сказать, ─ думал Тимофей, ─ а с чего начать? Столько всякого за прошедшие день и ночь наговорили друг другу: ссорились по пустякам, обижались, потом обходились, а теперь вот молчим. Все не как у людей..."
─ Вертайся побыстрей, ─ тихо шепнула, опередив его, Александра. ─ А то ведь всякое может случиться. Теперь я ─ солдатка! ─ И засмеялась. Обняв его, поцеловала, и он ее поцеловал. Хотел поцеловать еще и сказать что-то доброе, прощальное, но она опять опередила: ─ Ну, иди-иди, а то Гришка-то во-он уже где! ─ И опять засмеялась.
Тимофей спустился с порожка и пошел вслед за Григорием. Когда обернулся, сенная дверь была еще открыта и Александра махала ему рукой.
Шел и думал. К чему она сказала, что всякое может случиться? И еще ─ " теперь я ─ солдатка". Наверно, переживает, чтобы с ним и в самом деле ничего плохого не случилось. Да-да, скорее всего, это и хотела сказать, успокаивал Тимофей сам себя. А едкая мысль все равно не давала покоя: надо же, "а то ведь всякое может случиться, так как она теперь солдатка!" К чему брякнула?.. Переволновался я, однако, вот и лезет в голову всякая дребедень...
Тимофей поправил на плече Гришкин мешочек, крепко сжал ладонью ремень старой берданки и ускорил шаг.
Ветряная мельница, построенная руками бирюченского умельца Федора Карташова, стояла за поселком на взгорке и была видна отовсюду. Четырехкрылый ветряк встречал и провожал всех, кто приезжал в Бирюч или выезжал из него. По завещанию мужа ветряк стал принадлежать вдове Карташова, Марфе Ермильевне, а работали на нем ее родственники: Яков Невзоров со своими сынами Григорием и Левоном. Встреча уходивших на фронт бирючан была назначена как раз у ветряка.
Тимофей с Григорием подошли к месту сбора первыми. Скинув с плеч мешок и очищая сапоги от налипшей грязи, Григорий вроде бы и шутливо, но все же пожаловался Тимофею:
─ Тяжелый, однако, мешочек! Чего только сестрица с Ермильевной в него понапихали?
─ Если устал, то дальше я сам понесу. Но уж тогда из съестного ничего не получишь, так что выбирай, ─ ответил в тон Тимофей.
─ Шутю-шутю, ─ вывернулся Григорий, вытирая ладонью со лба пот. ─ Какой же это груз ─ так пушинка. Раза два в дороге поедим, и нести будет нечего. Со своим-то пустым мешочком, я до красных уж точно не доберусь.