Но… давай уже честно, Антоша. Эти часы стоят всего прочего. Потому что такой женщины у тебя никогда не было и никогда больше не будет. Может, и найдется та, которую ты полюбишь и которая полюбит тебя. У вас будут дети, квартира, машина, дача, собака и кружок бальных танцев для пенсионеров. И очень даже неплохой секс. Но такого – безумного, бесстыдного, захлестывающего с головой, как волна в шторм, - точно не будет. Потому что это вообще невозможно. Так стоит ли разбрасываться из больного самолюбия тем, что, может быть, станет самым ярким воспоминанием твой старости? Если ты, конечно, до нее доживешь, придурок.
За окном шел снег – крупные пушистые хлопья. Как будто на небе порвалось множество пуховых подушек. Снег и свет фонарей – всегда загадочно, волнующе. Немного тревоги. Немного грусти о том, чего никогда не будет. Немного ожидания сказки.
Антон отпил из своего бокала и протянул его Яне, глядя прямо в глаза. Она чуть прищурилась, уголки губ дрогнули.
Это была та самая дразнящая полуулыбка, которую он так любил. От которой по-настоящему сходил с ума. Она обещала: да, сейчас будет все – и будет так, как ты даже вообразить себе не можешь. Кровь закипела – как будто от кессонной болезни. А уж что творилось ниже пояса… там все превратилось в клубок оголенных проводов под током.
Они передавали бокал друг другу, делая по маленькому глотку, касаясь губами и языком одного и того же места на кромке – такой вот странный поцелуй. Вкус земляники, пьяной и пряной от разогревшего ее солнца.
Яна отдала ему бокал, резким движением расстегнула молнию на его джинсах, наклонилась.
Антон, задыхаясь, допивал вино – и чувствовал его вкус не только языком. Как после хорошего косяка, когда вкус и запах ощущаешь кожей, каждой ее клеточкой. Вкус пряной земляники на ее языке и губах, которые сжимали его член, дразнили, ласкали…
Господи, Яна…
Что она делала с ним – но делала не для него, а для себя! Потому что хотела этого.
Какая разница, для кого, если его разрывало в лоскуты от нестерпимого удовольствия. Ему никогда не нравилось слово «наслаждение», казалось пошлым и жеманным - но это было именно оно. Как будто кусок льда плавился, таял, растекался…
Бокал хрустнул в руке, по ладони потекла кровь. Он слизнул ее – и у крови тоже был вкус земляники.
- Яна, я…
Не смей, слышишь? Не смей! Молчи!
- Я…
Ее губы закрыли ему рот, а рука сжала член – и словно замкнуло электрическую цепь. Да, так, сильнее, еще…
Потом был какой-то провал. Как будто слишком много выпил – но в бутылке осталось больше половины. Значит, не от вина. Яркими вспышками – как целовал ее грудь, как входил в нее. Как будто в первый раз. Каждый раз - как впервые.
Она – сверху. Выгнув спину, запрокинув голову, опираясь на колени. Вдыхая и выдыхая с короткими судорожными стонами. Заостренные твердые соски – как стрелки, указывающие в небо. Руки, стиснувшие его бедра. Волосы, падающие на лицо. Затуманенные желанием глаза – серо-зеленые, как штормовое море…
Антон лежал, положив голову на подлокотник, Яна – затылком на его животе, подняв ноги на спинку дивана.
- Не вставай, - сказал он, проводя пальцем по складочке под ее ягодицей. – Там стекло на полу. Я соберу потом.
Она поймала его руку, подтащила туда, где ей надлежало быть, крепко сжала ноги. Мягким грудным мурчанием отозвалась, когда пальцы пробрались в теплую влажную глубину. Потянулась, подставляя его ленивым ласкам самые чувствительные места. Как будто последние штрихи кистью к уже законченной картине.
- Давай куда-нибудь в отпуск поедем? – спросил Антон. – Туда, где нет никого.
- Давай, - помолчав, ответила Яна. – После Нового года.
- Куда ты хочешь?
- Не знаю. Туда, где никого нет. На необитаемый остров. Или в горы. Снег. Дом. Камин. Шкура перед камином.
- Все реально. Только дорого. Давай подумаем.
- Не сейчас, - Яна покачала головой. – То, что дорого, можно в любой момент. Не обязательно заранее.
- Как хочешь. А Новый год? Где будем отмечать?
Как будто холодом от окна потянуло. От окна? Не от Яны?
- Здесь и будем, - ответила она после долго паузы.
- Почему не поехать раньше? – удивился Антон. - Там бы и встретили.