- Нет, - отрезала она.
Как будто приговор подписала. И поставила печать.
Последний месяц мне все время казалось: она думает, как бы со мной порвать – чтобы не получилось слишком уж грубо. Хотя к чему обманывать себя, такая деликатность не для нее. Просто не решила до конца, стоит ли. Может, получила от меня еще не все, чего хотела.
От одной мысли внутри все обрывалось. Ее не будет… рядом? Нет, она и так не со мной. Не будет этих вечеров, наполненных предвкушением. Не будет безумных ночей. И ожидания новой встречи. Не будет ничего по имени Яна. Кроме воспоминаний, сожалений и тоски.
Но иногда я ждал этого – скорей бы. Потому что понимал: сам уйти не смогу. Раньше – может быть. Теперь уже нет. Я думал, что получится подчинить ее себе. Переспать с ней раз, другой – сколько захочется. И пойти дальше. Еще одна из многих. Военный трофей. Галочка, поставленная в списке. И вот вдруг сам оказался такой галочкой. Одним из многих. Ответка от кармы? Вполне возможно.
Новый год у нее дома… вместе в отпуск…
В первое я поверил. Во второе – нет. Хотя бы уже потому, что она не захотела планировать и бронировать ничего заранее. И вывод сделал вполне определенный.
Новогодняя ночь будет последней.
Ну что ж…
Двадцать девятого вечером она сказала:
- А давай пойдем еловых лап украдем?
За углом приткнулся крохотный елочный базарчик. Ветки там тоже продавали. Сотка большая, полтинник маленькая. Или можно было обойти сзади и утащить сквозь ограду – чтобы не заметил сторож-продавец. На сотню-другую мы не обеднели бы, но я видел, что ей хочется риска, азарта. Мелкого, глупого, конечно. Но раз так хочется…
Мы утащили из-за забора две ветки, и я хотел обойти базар через двор, но Яна взяла их у меня и подошла к продавцу.
- Мы тут у вас две ветки украли, - сказала, улыбаясь, и протянула ему деньги.
- Красавица, возьми еще, - он заулыбался в ответ, денег не взял, а вместо этого дал ей большую разлапистую ветку.
Мы расхохотались и пошли обратно. Держась за руки. Никогда так не ходили. Да мы вообще никуда не ходили вместе. Ни разу. На шоу – не в счет. Там с нами всегда был оператор.
На детской площадке стояла залитая деревянная горка с длинной дорожкой-ледянкой. И никого. Яна вскарабкалась по лесенке наверх.
- В детстве самым крутым было скатиться, стоя на ногах, и не упасть.
- Давай, - я положил ветки на снег. – Я тебя поймаю.
Она расставила руки и покатилась вниз. Я подхватил ее, едва удержавшись на ногах. Прижал к себе.
Мы стояли на ледяной дорожке и целовались. Вот так же я в первый раз когда-то целовался с девочкой. Было немного страшно – и так здорово. Такое счастье, которое, казалось, невозможно вытерпеть.
- Пойдем? – прошептал я ей на ухо, и она молча кивнула.
Ночь была наполнена запахом хвои и мандаринов. Запах сказки и исполнения желаний… Так у нас с ней еще не было. Совсем другая Яна. Мягкая, нежная… И я невольно был с ней другим. Не хотел ее – для себя. И сам был – не для нее. Мы - друг для друга. Настолько необычно и так хорошо, что… стыдно сказать, хотелось плакать. Потому что теперь еще страшнее было ее потерять. Потому что я понимал: не новогодняя ночь будет последней. Последняя - эта. Ее прощальный подарок.
Как бритвой по венам: именно сейчас она – настоящая. Не та ядовитая дрянь, жесткая, ледяная, о которой думалось матом. Которой иногда руки чесались отвесить от души. И еще раз, по другому сгибу: это была ее защита. И если бы ты с самого начала, с самой первой минуты не был такой тупой сволочью, таким кретином…
Что было бы тогда?
Не знаю.
Не хочу знать…
- До завтра, - сказала она утром, целуя на прощанье.
- До завтра… - ответил я…
16. Яна
Ничего не будет…
Я повторяла это про себя столько раз, что слова потеряли смысл. Звучали загадочно, как на незнакомом языке. И еще раз – ничего не будет…
Мне было хорошо с ними обоими. Так хорошо, как ни с кем раньше. Каждый из них - мой двойник. И над водой, где мы одинаково мерзкие твари. Абсолютно аморальные, эгоистичные и циничные. Только секс – и никаких чувств. И в глубине, где прячутся ранимые существа, мечтающие о любви.
Я раскусила их сразу – робких мальчишек, которые хотели ее и боялись быть отвергнутыми. Которые прятались под маской циничной бравады так долго, что она приросла и стала настоящим лицом. Раскусила, потому что сама в глубине была такой же. Романтичной девочкой Яной, которая мечтала гулять с мальчиком по заснеженным вечерним улицам, держась за руки и целуясь под фонарями.
Нет…Все тихое, теплое, светлое – спрятать в темный чулан. Закрыть дверь на двадцать замков, забить досками и придвинуть все самое тяжелое. Чтобы ни в коем случае не вылезло.