К удивлению, ей не предложили работу в Тиффани. Но она в любом случае ненавидела город Паттайю и была рада вернуться к своим подругам и более скромному, более простому кабаре Саймон на Пхукете. Но ненадолго.
Прошло два года с момента завоевания ею титула «Мисс Тиффани», когда я встретил Даенг в маленьком театре в Чианг Мае и подошел познакомиться с ней и послушать ее историю. У меня было много времени, чтобы послушать ее, так как мне повезло, что меня пригласили пожить в доме ее семьи.
Последующие годы не были счастливыми. Она рассказала мне, как на Пхукете, когда она все еще работала в Саймон кабаре, она впервые познала темную сторону человеческой натуры. К концу одного шоу у нее была быстрая смена костюмов за кулисами между двумя последовательными танцевальными номерами: первый она танцевала босиком, а второй — на высоких каблуках. Прошло несколько недель, как она выиграла титул «Мисс Тиффани». На сцене во втором номере она почувствовала острую боль в ступне, достаточную, чтобы заставить ее испортить весь номер. За сценой она обнаружила кровь на ступне. Кто-то воткнул иголки в обе ее туфли. В подобном поступке не было других мотивов, кроме ревности. У ее соседок были догадки, но вину нельзя было доказать. Несколькими неделями позже это произошло снова, только в этот раз там были кусочки битого стекла. Менеджмент вел себя пассивно и беспомощно. Они привыкли к подобного рода стервозности среди персонала, «ударам в спину» как они изящно описывали это на своем тайском английском. В третий раз это был суперклей в ее туши для ресниц и бровей.
Если бы Даенг смогла найти, кто отвечал за все эти жестокие проделки, она могла бы разобраться с проблемой просто встретившись лицом к лицу с виновником, или виновниками. Но кто бы это ни был, он держался в тени. Мучительные подозрения и умственные размышления наполняли ее постоянной тревогой, переросшей в депрессию и окончательно в состояние близкое к нервному расстройству.
Разочаровавшись во всей сцене шоу-бизнеса, она вернулась в свой родной дом в Чианг Май. Здесь был маленький кабаре с менее формальной, менее авторитарной, системой управления. Персонал состоял только из 16 танцовщиц и хотя клевета за спиной тоже присутствовала в нем, здесь не было злобных инцидентов, как в Саймоне. Танцовщицы были тесным и дружеским сообществом и в коллективе царила атмосфера оптимизма и хорошего отношения между коллегами. Оплата была нерегулярной. Они полагались в основном на чаевые, которые получали за позирование перед фотографами после шоу. Некоторые из персонала подрабатывали частично проститутками. По сравнении с большими коммерческими заведениями это были небольшие деньги, но для Даенг это все равно был дом. У нее была любящая и поддерживающая семья, уютная комната с балконом в просторном доме с приятным окружением, отличная еда (ее мама проводила в выходные курсы по кухне северного Таиланда для людей из Бангкока), и старые подруги. Лек сейчас работала в Бангкоке, но Мали, другая из трио ее старых школьных подруг, жила в Чианг Мае, имея стабильную работу. Мали была постоянной подругой в то время жизни Даенг, когда разочарование рисковало перейти в отчаяние.
Ее отец часто отсутствовал, давая лекции в Бангкоке. Поэтому окружение в их доме в основном состояло из ее матери, ее бабушки, молчаливой служанки в соломенной шляпе или mae ban, двух других катоев, Фон и Нок, с которыми Даенг делила комнату и, в течение нескольких недель, меня.
За время этих недель, когда я завоевал ее доверие и мы стали друзьями, Даенг поведала мне эту историю ее детства и ранней взрослой жизни. Мое приглашение в ее семью и приглашение остаться в семейном доме описаны во Введении в этой книге.
Большинство подруг Даенг были катоями и пока я был гостем семьи, фактически все мое свободное время я проводил в их компании. С целью своего исследования это было неожиданной и невероятной возможностью, если не принимать во внимание, что мне пришлось пожертвовать частью личной свободы. Будучи принятым как друг семьи, я получил привилегию, когда меня не называли и не относились как к фарангу. Настолько что любые попытки с моей стороны пообщаться с другими европейцами были, по причинам которые я так и не понял, тактично запрещены или не поощрялись.
Дом был просторным и первый этаж состоял из кухни, гостиной, учебного кабинета и отдельного просторного кабинета, частью снаружи, частью внутри дома, где мама Даенг готовила еду и давала уроки по кухне северного Таиланда. В добавок здесь была маленькая комната. В ней было полно книг и семейных фотографий, но главной достопримечательностью был большой буддийский алтарь, украшенный подарками и подношениями различного рода. Какое-то время эта комната озадачивала меня, потому что я никогда не замечал, чтобы ею пользовались. Это продолжалось до тех пор, пока однажды я не оказался в одиночестве дома с бабушкой Даенг. Разговор с ней был невероятно трудным, хотя к тому времени мое понимание и разговор на тайском были сносными, но она говорила на сильном северном диалекте, который делал большую часть того, что она говорила, непонятной мне. Но она была невероятно дружелюбной и настаивала, что будет убирать мою комнату каждый день и заботиться о стирке белья. В другое время она обычно помогала маме Даенг по дому и с готовкой еды для семьи. Когда она не занималась домашними делами, она смотрела телевизор или слушала древний транзисторный приемник, который очевидно она дорого ценила.
В один раз я увидел ее неловко возящейся и суетящейся около радио и она жестами показала мне подойти и посмотреть на него. Радио не работало. Я предположил, и правильно, что ему нужны новые батарейки. У меня случайно завалялись запасные батарейки, которые я пошел забрать в своей комнате. Вернувшись с ними, я знаками показал, чтобы она передала мне радио, чтобы я мог вставить туда новые батарейки. С некоторым испугом она отказалась дать мне радио и через какое-то время я пришел к выводу, что она просто хочет, чтобы я передал ей батарейки и это все. Так я и поступил, но она продолжала сидеть там без движения, держа радио в одной руке и батарейки в другой. Я уже собрался уходить, но мое любопытство заставило меня пошпионить за ней через отверстие наверху. Она покинула гостиную и пошла в комнату с алтарем. Я услышал шептание заклинаний и предположил, что она предлагает новые батарейки алтарю, чтобы они получили благословение и были очищены от любых злых phi, или духов. Я подождал еще немного и затем спустился вниз, чтобы увидеть ее сияющей и очень довольной, чтобы я вставил батарейки, что я и сделал и радио прекрасно заработало. Алтарь, со своими сложными фигурками богов, слонов, цветов, гор и раковин был прекрасным памятником, олицетворяющим удачное слияние старых анимистских традиций и поздних буддийских учений. Он стоял здесь с двойной целью ублажения потенциально опасных духов и молитв и выказывания уважение для Священного.
Я вскоре обнаружил, что репутация катоев как phut mak, много болтающих, имела свои основания. Члены группы танцовщиц были невероятными сплетницами. Казалось, что единственное время, когда они прекращали болтать, был период, когда они готовились к представлению к первому шоу. На полтора часа комната Даенг превращалась в свалку костюмов, палитр макияжа, накладных ресниц и те немногие слова, которые произносились, были связаны с косметикой, костюмами и туфлями. Я наслаждался этим небольшим отрывком тишины за пределами раздевалки с бутылочкой пива, занося в дневник свои заметки за день.
К этому времени Даенг уже сидела на лекарствах от депрессии большую часть года. Она рассказала мне, что она чувствовала себя счастливее, выступая в более интимной атмосфере небольшого заведения в своем доме, хотя, по-видимому, даже здесь это не обходилось без своим травм. Одним вечером, без всякого предупреждения, менеджер объявил ей, что в эту ночь она должна выступить в одном номере раздетой по пояс. Она неохотно выполнила это требование, и потом ее нигде не могли найти, пока кто-то не нашел ее плачущей в туалете. Двое ее подруг сказали, что они бы на месте Даенг не возражали танцевать раздетыми по пояс и таким образом ситуация разрешилась.